07.09.09
С момента начала кризиса список инструментов, сочетающих в себе приемлемый уровень риска и интересную доходность, в России резко сократился. По мнению учредителя и инвестора венчурного проекта компании «СФМ» — «Сибирского центра фармакологии и биотехнологии» (СЦФБ), крупного акционера банков «Восточный Экспресс» и МДМ Банка АНДРЕЯ БЕКАРЕВА, этот фактор может спровоцировать приход свободных денег в венчуры. Для этого крайне важно быстро создать условия для привлечения таких ресурсов, интересные для инвесторов и региона. Та территория, которая успеет это сделать и не побоится принимать самые неожиданные решения для стимулирования развития инновационных проектов, сможет получить очень хорошие дивиденды в ближайшем будущем.
— Андрей Александрович, насколько значима сегодня проблема продвижения инвестиционных проектов для Новосибирской области?
— Если произвести оценку региона с точки зрения инвестиционной привлекательности, то, как это ни избито звучит, основным его плюсом является месторасположение, благодаря которому в области сформировался любопытный транспортный узел. Он интересен как хаб не только для перевозки грузов, но и для перераспределения пассажиропотока. Именно этот фактор определяет столичный статус Новосибирска. В регионе сформирован кластер обрабатывающей промышленности. Вот только брать его в качестве основы для роста и выхода на рынки, в том числе международные, на мой взгляд, не приходится. Массовая продукция с низкой прибавочной стоимостью на единицу, которую могут производить наши предприятия, не будет конкурентоспособна на внешнем рынке и станет заведомо проигрывать товарам, произведенным, к примеру, в Юго-Восточной Азии, где более низкая стоимость рабочей силы и низкие транспортные издержки из-за доступности морского транспорта, который более дешев, чем любой наземный. Так что при производстве товаров на местных предприятиях нужно сразу рассчитывать, что основной спрос на их продукцию будет находиться недалеко от Новосибирска. Впрочем, здесь у нашего региона есть еще один плюс. В радиусе 300–400 км от города сосредоточено около 8 млн человек — потенциальных потребителей местной продукции. Это довольно крупная цифра, больше, чем в других регионах России, не считая ее европейской части. И регион должен пользоваться таким преимуществом. В подтверждение этого можно привести пример некоторых крупных заводов на территории области и города, где производится дешевая, но популярная продукция, например пиво, которое везти откуда-то будет гораздо дороже.
— На что в таком случае необходимо сделать акценты в развитии региона?
— Это могут быть какие-то уникальные эксклюзивные вещи, к которым в некотором смысле можно отнести добычу сырья, производство единичной продукции, а также продукция, содержащая высокую прибавочную стоимость, которая произведена при помощи современных технологий, где заложено ноу-хау и есть высокая интеллектуальная составляющая. Инновационные технологии — единственное, что в нашем регионе целесообразно производить и продвигать с прицелом на большой бизнес. И в этом есть еще одна важная конкурентная составляющая нашего региона и в целом Сибири — достаточно высокая интеллектуальная база. Вот только пока результатов от этого потенциала практически не видно.
— Чем это можно объяснить?
— Дело в том, что коммерциализация научных разработок в нашей стране вообще никогда не была приоритетной задачей. Перед учеными ставилась другая цель: думай, разрабатывай, твори, а остальное за тебя сделает государство. В итоге у ученых сформировался менталитет, который можно охарактеризовать ранее существовавшей шутливой формулировкой: наука — это удовлетворение личных интересов за государственный счет. До сих пор от этого подхода никто не отошел. Ученые видят, что с их точки зрения разработка интересна, но не могут оценить ее бизнес-перспективы, и им неизвестны механизмы, с помощью которых это можно сделать. Между тем они существуют давно и успешно применяются на Западе — это различные венчурные компании и фонды. Венчуры сулят большие прибыли, но в то же время достаточно рискованны, так как никогда не известно, что получится на выходе, даже при многообещающем потенциале на старте.
Вторая проблема. До последнего момента на нашем рынке всегда существовала менее рискованная, но лишь немногим менее доходная альтернатива вложения денежных средств — строительный бизнес, где можно было за короткое время увеличить капитал в 3–4 раза. Эти условия приводили к формированию сверхприбыли и прельщали свободный капитал понятностью процесса. Венчурные проекты, более сложные и длительные по природе своей реализации, потенциальным инвесторам были неинтересны.
— Сейчас ситуация меняется?
— Надеюсь, что сейчас происходящие в экономике процессы расставляют все по местам, так как спекулятивный интерес вокруг строительного сектора спадает. Все это может простимулировать появление в том числе венчурного капитала. Этот процесс уже прорисовывается, но пока в нем больше слов и желаний, чем реально сделанной работы. Появляющиеся инновационные компании, за редким исключением, невелики. Там работает сам изобретатель, иногда с единомышленниками — обычно 2–3 сотрудника. Да, они могут делать классное оборудование, отвечающее мировым стандартам, но это будет штучное производство. С одной стороны, даже такое продвижение в сторону инноваций уже замечательно, но это тупиковая ветвь развития. При таком подходе к бизнесу компания никогда не сможет вырасти до серьезного уровня, даже если у нее есть для этого потенциал.
— Что, на ваш взгляд, нужно для того, чтобы инновационный бизнес нормально развивался?
— Для этого должны сложиться сразу несколько кусочков мозаики. Прежде всего должно быть сформировано корректное бизнес-экспертное сообщество, где будет пересекаться знание науки и бизнеса и которое сможет дать объективную оценку потенциала наукоемких проектов. Если сейчас взять любого потенциального инвестора, то о науке, как правило, он имеет очень отдаленное представление, и поэтому не может оценить объективно реалистичность проекта. С другой стороны, сформировавшаяся в нашем регионе элита ученых может дать заключение о перспективности проекта с точки зрения науки, но не может оценить его потенциал при коммерческом использовании. Помню, когда только появились CD-диски для компьютеров, в одном солидном журнале я прочитал интервью одного эксперта, который заявлял, что это все баловство и лучше купить более мощный винчестер. Уже через полгода стало ясно, как он ошибался. Вот такие просчеты склонны делать и многие эксперты от науки, но их нельзя за это упрекать. Просто у них другая задача, где они сильны, а смешивать два в одном не стоит.
На мой взгляд, бизнес-экспертное сообщество должно быть не общественной нагрузкой, а серьезным бизнесом. Такая услуга будет крайне востребована инвесторами.
Предпосылки для этого уже формируются. В РОСНАНО сейчас создана похожая структура, которая занимается оценкой различных проектов. Не исключено, что впоследствии экспертные группы корпорации будут выходить на рынок как самостоятельные единицы. В них есть крайняя необходимость.
Второе. Для реализации инновационных проектов должна быть создана некая менеджерская составляющая, которая будет ими управлять. Далеко не всегда хороший ученый может стать хорошим менеджером. В ряде случаев это возможно. Например, если компания производит какую-то уникальную продукцию, у которой ограниченное число потребителей по всему миру. Они заранее известны, и отношение с ними строится на личных связях и знаниях. Но для вывода разработок на более масштабный, массовый уровень требуется классическая рыночная модель ведения бизнеса.
Например, наш венчурный бизнес («Сибирский центр фармакологии и биотехнологии». — «КС») начинался с небольшого проекта по производству внутривенной формы лекарства «Тромбовазин». Никто и не подозревал, что у базовой технологии может быть другое применение, но когда мы провели серию экспериментов, проанализировали данные, то поняли, что возможности ее использования гораздо шире и интереснее. Это позволило нам расширить линейку препаратов, привело к появлению новых разработок, созданию в компании собственной научной лаборатории. Я далек от мысли, что мы все сделали идеально, но если оглянуться назад, то можно увидеть, что совершенно сырая на старте идея вылилась в очень любопытный процесс. Думаю, что это произошло именно благодаря тому, что в нашей компании изначально было заложено хорошее сочетание бизнеса и науки, и эта смесь оказалась результативной. Кстати, мы изначально ставили перед собой задачу создать компанию, которая смогла бы выйти на международные рынки по объемам производства и разработкам. Сейчас мы понимаем, что это возможно, и стремимся к этому еще сильнее. Нам неинтересно производить товары, которые будут реализовываться исключительно для аптек Новосибирска и области. Такая компания очень быстро умрет, так как у нее не будет перспектив, ее просто затопчут.
Основная задача развития любых инновационных проектов с использованием местных разработок должна быть крайне амбициозной — создание масштабной компании с большим бизнесом.
— Но не менее актуальной в развитии инноваций является и такая проблема, как поиск инвесторов, готовых вложить в проект деньги?
— Привлечение инвесторов — задача нетривиальная, и в процессе ее решения нельзя напрямую переносить на российскую действительность опыт зарубежного венчурного инвестирования. На Западе эти вещи отрабатывали годами. А мы в этом направлении только начинаем двигаться. У нас мало опыта и результативных примеров. Между тем практика показывает, что деньги всегда идут туда, где есть такие примеры. Необходимо создание прецедентов: вот была идея, вот она внедрена, вот какой доход получился. Только появление достаточно устойчивой доходной базы, публичных проектов будет провоцировать появление инвесторов в инновациях. Да, будут ошибки. Это неизбежно. Но создание прецедентов позволит более эффективно вовлекать в этот процесс «замороженные» инвестиционные средства.
С другой стороны, за 10–15 последних лет в нашей стране в целом и в регионе в частности есть немало примеров, когда иностранные компании покупают разработки местных ученых. Я категорически против такого инвестирования. Да, они дают за идею деньги, возможно, неплохие. Были примеры, когда в Новосибирске такие ноу-хау покупались и за $100 тыс. Но потом эта технология применяется в Корее, Китае, Америке и т. д., и именно в этих странах создаются рабочие места, новая налоговая база. Либо, как вариант, идея ложится «под сукно», чтобы не конкурировать с уже действующими разработками. Регион от этого не получает ничего!
Более правильный подход — создание в регионах производства, которое сможет использовать местные научные разработки. Для этого власти необходимо создавать условия, чтобы эти проекты и идеи внедрялись, причем не обязательно на существующих предприятиях. Зачастую это сделать сложно и нереально. Более эффективно создавать с нуля новые производства и привлекать под них инвестиции, создавать рабочие места. Тогда вся прибавочная стоимость останется на территории, да и завод с собой в кармане не унесешь. Вот такие процессы должны быть поддержаны в первую очередь.
— А какие условия должна и может создавать сегодня власть для развития инноваций?
— Безусловно, все мы находимся в рамках законодательных ограничений, но идеальная модель может выглядеть следующим образом. Для развития инновационных производств нужно принимать кардинальные меры. Это может быть тотальное льготирование по любому виду налогов, по таможенным платежам на достаточно длительный срок — 3–5 лет. В свою очередь компания должна дать обязательства, что за этот период она создаст на территории производство, которое будет выпускать оговоренный объем продукции и позволит создать определенное количество рабочих мест. Если обязательство будет нарушено, то компания должна будет заплатить все «прощенные» налоги. Может быть, это грубо сказано и покажется кому-то слишком анархичным заявлением, но сегодня региону крайне необходимо любыми путями реализовать 5–30 инновационных проектов, которые могли бы вырасти в крупные компании. Не нужно бояться создавать условия для развития такого бизнеса. В случае удачи через 3–5 лет в регионе появятся компании, которые будут генерировать хорошую налоговую базу. Мы ничем не рискуем, давая такие льготы, — у нас все равно сейчас ничего нет и не будет, если не появятся условия. Сегодня крайне необходимы очень нетривиальные шаги, чтобы спровоцировать появление такого рода бизнес-проектов.
— Но в регионах Сибири сейчас достаточно активно создаются особые экономические зоны…
— Мы говорим о разных вещах. ОЭЗ являются больше политическим образованием. В такие зоны свозятся уже существующие производства, что в корне неверно. Описанные мною выше льготы должны предоставляться только создаваемым с нуля предприятиям, тем, которые не могут без них появиться. Тогда это будет корректным стимулом для развития бизнеса, а не уходом от налогов и перекачиванием капитала.
— Сейчас РОСНАНО отбирает по всей России инновационные проекты. Это может дать толчок к развитию описанного вами процесса?
— Пока эту работу оценить крайне сложно. Глава РОСНАНО Анатолий Чубайс во время своего недавнего визита в Академгородок очень четко разъяснил позиции корпорации. Он подчеркнул, что РОСНАНО сейчас интересно не вложение денег в разработку сырой идеи, а поддержка и развитие уже существующих инновационных производств. РОСНАНО не бизнес-ангел и не занимается венчурным инвестированием.
— Можете оценить, много ли сибирских компаний сейчас может подойти под требование РОСНАНО?
— Очень мало. Посмотрите проекты, которые были одобрены РОСНАНО к финансированию. Например, производство светодиодов. Лично я считаю, что это не самый лучший вариант, так как он не позволяет добиться серьезных прорывов и выйти на первое место с точки зрения производства, не только в мире, но и в России. Так что компания вновь будет выступать только в роли догоняющего. Думаю, что РОСНАНО просто вынуждено поддерживать такие проекты, так как ничего другого просто нет. А корпорации нужно создать прецеденты, отработать механизмы взаимодействия с инновационным бизнесом.
— Но какие инновационные направления бизнеса, на ваш взгляд, могут быть наиболее интересными в плане выхода на большие объемы?
— По моим оценкам, достаточно интересным направлением, которое необходимо поддерживать, являются биотехнологии. И это я утверждаю не как заинтересованное лицо, а как эксперт. Как это ни парадоксально, но в развитии данных проектов современное оборудование играет вторичную роль: его нужно не так много и оно относительно недорого стоит. Первую скрипку играет интеллектуальная подготовка людей, а у нас в регионе с этим пока все в порядке, по многим показателям в развитии биотехнологий мы сегодня зачастую опережаем те же западные компании. Так что мы вполне можем в своем регионе создавать новые направления и рынки. Масштабы этого бизнеса с трудом поддаются оценке. С одной стороны, фармацевтика — крайне тяжелая тема для выхода на новые рынки. Мало создать хороший препарат, доказать его безопасность и сферы применения в России… В Европе весь этот путь нужно проходить с нуля. Для этого в продвижение лекарственного препарата нужно вложить не один десяток, а то и сотню миллионов долларов. С другой стороны, например, продажи только одного препарата «Плавекс», который позиционируется в той же нише, что и наш препарат, в 2006 году по всему миру принесли компании-изготовителю около $2 млрд. Расчеты по нашему препарату — «Тромбовазину» — дают цифры около $6 млрд в год. Безусловно, это только возможность, для ее реализации предстоит еще много сделать. Цифры колоссальные, и еще раз доказывают, какой серьезный потенциал для роста объемов бизнеса имеют биотехнологии.
Если помните, пару лет назад в Сибири обсуждался проект создания фармкластера, думаю, что в нашем регионе он вписался бы идеально. У нас для этого существуют все условия: интересные базы в Кольцово, Академгородке, Бердске, хороший кадровый потенциал и интеллектуальная база. На тот момент даже появился инвестор, готовый зайти в проект, — компания «Никомед», но в силу ряда причин дело не пошло. Впрочем, насколько мне известно, идея создания фармкластера все еще серьезно рассматривается в качестве перспективной в администрации города и области.
Идея его формирования была простая: власти должны были создать условия — выделить территорию, подвести коммуникации. На эти площадки бесплатно могли выйти любые компании, готовые разрабатывать и внедрять региональные проекты в сфере биотехнологий, химии, фармакологии. Такой подход не является каким-то ноу-хау. Подобные вещи достаточно давно и успешно работают в Китае.
— А регион самостоятельно потянет такие затраты? Особенно сейчас, в условиях кризиса?
— А затраты не такие уж и большие. Тех денег, которые в свое время выделялись на инфраструктуру технопарка, вполне хватило бы на создание таких условий. Дальше дело за использованием правильных подходов для привлечения инвесторов и формирования бизнес-инкубатора. Я считаю, что творческим людям нельзя давать просто деньги, ученым нужно дать все для работы, создать условия. Они должны прийти в лабораторию и творить. Все вопросы с деньгами, бухгалтерией, юридическим обслуживанием должна взять на себя управляющая компания. Она в итоге либо доводит его разработку до готового образца и начинает серийное производство, которое потом продается стратегическому инвестору, либо выделяет идею в отдельный блок, который начинает развиваться как самостоятельный проект. Каждое дело должны делать специалисты. Те бизнес-инкубаторы, которые создаются в настоящее время, — профанация. Это просто здания, где на льготных условиях инноваторам предоставляются площади. И что дальше?
— А есть ли сегодня специалисты, которые способны работать в таких УК?
— Думаю, что их вполне можно подобрать. В области успешно реализуется проект «ПЛП» около Толмачево — часть механизмов УК там уже отработана. Некоторое время назад мы сами рассматривали возможность войти в подобный проект и собственными силами создать бизнес-инкубатор. Мы заранее закладывали ограничение — не разбрасываться на все идеи, и решили сосредоточиться только на проектах, связанных с фармакологией. Это узко, но мы в этом разбираемся. Пока от реализации этого проекта мы не отказываемся, но кризис внес коррективы в сроки его реализации. В 2008 году мы были вынуждены пересмотреть стратегию собственного развития из-за сокращения инвестиционных возможностей. Вместо строительства здания на территории фармкластера мы сосредоточились на реконструкции существующего производства.
— Какие еще проекты, кроме биотехнологий, могут заинтересовать инвесторов?
— Интересно все, что будет попадать в понятие эксклюзивности, содержать в производстве высокую прибавочную стоимость в режиме ноу-хау. К примеру, программные разработки.
Кроме того, сегодня в Академгородке сосредоточено очень много наукоемких компаний. Теоретически они все имеют право на существование и могут развиваться, так как практически все выпускают эксклюзивный тип продукта. Но опять-таки тех, кто вышел на объемы внятных производств, единицы. Есть интересное и реализованное производство оптики, цветной печати. Вот, пожалуй, и все, что я могу привести в качестве примера, кроме своего бизнеса. Судьба остальных вызывает у меня большой вопрос.
За последние 2–3 года я часто сталкивался с такой ситуацией. С предложением о покупке той или иной идеи к нам обращались различные изобретатели и разработчики. Возможно, их проекты и интересны, но мы не в состоянии поддерживать все подряд по одной причине: все наши разработки строятся на одной базе — собственной технологии. Это наша изюминка, и мы ее эксплуатируем. Заинтересованность в покупке некой уникальной молекулы, выпадающей за рамки нашей технологии, у нас отсутствует. Хотя я не исключаю, что мы можем вернуться к обсуждению этого вопроса через некоторое время, когда «поднакопим жирок».
— Вы достаточно много рассказали о том, что требуется инновационным start-up-компаниям. А какая поддержка нужна тем, кто уже ушел с этого этапа и запустил производство?
— Практически всем таким компаниям нужна консультационная помощь экспертов для того, чтобы построить бизнес-процессы в производстве, помочь с кадрами, определиться с приоритетами развития бизнеса. К сожалению, на этом этапе достаточно распространенной является следующая ошибка: распыление деятельности на непрофильный бизнес. Недавно на одном из совещаний в администрации Новосибирска представители инновационных компаний всерьез поднимали вопрос о выделении им земли для строительства домов для сотрудников, втайне надеясь заработать на этом или хотя бы сэкономить. На мой взгляд, это глупость, которая может погубить бизнес самой компании и не даст реализоваться строительному проекту. Если вы считаете, что сотрудникам нужно жилье, платите им столько, чтобы они могли его снять или купить, а значит, активнее развивайте собственный бизнес, то, в чем вы сильны. А мэрия может предоставить спецсубсидии для покупки квартир ученым или сотрудникам инновационных компаний. Каждый должен заниматься своим делом. Но пока у нас этот принцип очень тяжело приживается.
— Какие меры может предпринять власть для активизации инновационного процесса на региональном уровне?
— Если говорить о Новосибирске, то у нас есть интересные законы, связанные с поддержкой наукоемких проектов, но они длительное время не работали. По разным причинам. Кроме того, в регионе традиционно реализовывались различные программы поддержки бизнеса, но они больше выглядели как награждение за хороший труд. Я как-то смотрел проект предоставления льгот и поддержки развития предприятия «Карачинский источник», но при анализе этого проекта было ясно, что он будет реализован в любом случае, даже без поддержки бюджета. По логике, поддерживать нужно то, что без этой поддержки не может появиться, а не то, что хорошо может развиваться само. На новые предприятия закладывается дополнительная инвестиционная нагрузка, которая может быть существенно снижена за счет этих льгот. А тем, у кого есть бизнес, можно просто дать почетную грамоту. Нам в свое время также выделялись льготы, на существующее предприятие, но мы ими так и не воспользовались. Просто в этом не было необходимости. А вот при расчете новых проектов такие льготы уже могут сыграть решающую роль.
— То есть сейчас в регионах нужно срочно пересматривать политику вложения средств в инновационные проекты, чтобы привлечь на территорию дополнительные ресурсы?
— Да, сейчас требуются кардинальные перемены в понимании, кого и как можно и нужно поддерживать. Не стоит смотреть на федеральную власть, нужно цепляться за все появляющиеся возможности и конкурировать с другими территориями за привлечение как внутрироссийских, так и зарубежных инвестиций. Думаю, что кризис спровоцирует приход денег в венчурные проекты. Любая компания, занимающаяся инвестированием средств, сейчас ищет более высокодоходные проекты с приемлемым уровнем риска. Их список сейчас резко сократился. Нам важно создать условия для прихода тех ресурсов, которые будут направлены в производство того, что нужно региону, и оседать на его территории. Развивая инновации, не нужно бояться конкуренции с уже существующими предприятиями. Не будет конкуренции — не будет жизни.
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Сибирский центр фармакологии и биотехнологии (СЦФБ) образован в 2002 году на базе Института ядерной физики (ИЯФ СО РАН), Института цитологии и генетики (ИЦиГ СО РАН) и при участии частного капитала.
Среди приоритетных направлений деятельности Центра:
создание новых лекарственных препаратов на основе электронно-лучевых технологий;
производство лекарственных препаратов на фармацевтической фабрике, соответствующей международным стандартам GMP;
проведение доклинических и клинических исследований лекарственных препаратов по стандарту GLP и GCP;
проектирование и строительство объектов медицинского и биологического назначения по стандарту GMP;
производство сканирующих систем нового поколения для медицинских целей и противодействия терроризму;
производство биологически-активных и пищевых добавок из натуральных продуктов;
производство лекарственных препаратов ветеринарного назначения;
создание клинического Центра медико-генетической коррекции и системной энзимотерапии;
популяризация деятельности Центра с помощью современных информационных технологий.
Источник: Бизнес-портал "Континент Сибирь"
