БЮДЖЕТ НЕ ЛЕЧИТ РАН

05.02.07

Разработки российских ученых могут приносить серьезные прибыли науке и государству, но закон запрещает им работать с бизнесменами. 

Реформа Российской академии наук буксует. Власть пока не решила, нужна ли ей всесторонняя фундаментальная наука. Насколько можно запрограммировать результат в научном творчестве? Можно ли увязать систему оплаты или вознаграждений с выполнением учеными тех или иных работ?

Позицию РАН в интервью «Новой газете» разъясняет вице-президент Российской академии наук академик Александр НЕКИПЕЛОВ.

— В чем суть противоречий двух моделей реформы РАН: правительственной и академической?

Александр Некипелов, академик, президент РАН

— В способах стимулирования эффективного труда ученых. Существуют две полярные формы оплаты труда: повременная, когда человек получает деньги за время, проведенное на работе, и сдельная, когда работнику платят за результат. С точки зрения здравого смысла повременная оплата нелогична. Однако практически оказывается, что она не имеет альтернативы, когда невозможно однозначно определить результат труда.Такая ситуация как раз характерна для ученого корпуса. Поэтому мы убеждены: попытка перевести на сдельщину фундаментальную науку порочна. Представление, что можно магической формулой увязать оплату труда ученого с системой показателей научной деятельности, не выдерживает никакой критики. И никакие заклинания о «бюджетировании, ориентированном на результат», этого факта изменить не могут.

Фундаментальная наука в меньшей степени пострадала за годы реформ, чем прикладная. В связи с этим явно или в завуалированной форме проводится мысль о том, что баланс нужно обеспечивать за счет перераспределения ресурсов от фундаментальных исследований в пользу прикладных. Но если страна ставит перед собой амбициозные задачи, то подход должен быть иным: оздоровление и развитие сектора фундаментальных исследований — одновременное содействие формированию современной инновационной системы.

Фундаментальные исследования финансируются из федерального бюджета. Куда должны поступать доходы от реализации прикладных работ наших ученых? Минфин отвечает на этот вопрос так: «Если институты РАН — бюджетные учреждения, то деньги от коммерческой прикладной работы ученых должны идти в бюджет, который потом решит, куда их направить». Но такое решение не только идет вразрез с формированием инновационной экономики в России, но и создает предпосылки для распространения теневых схем, нацеленных на утаивание учеными результатов, полученных в академических институтах, и их незаконное использование в негосударственном секторе.

Представим себе такую ситуацию: ученый получает финансирование за счет бюджета, но приходит к результату, который имеет коммерческую перспективу. В этом случае ему предоставляется выбор: либо на время освободить бюджетную ставку и, оставаясь сотрудником института, получать денежное вознаграждение за счет коммерческой деятельности, либо продолжать трудиться на бюджетной основе, но при этом не претендовать на внебюджетные доплаты.

Кроме того, мы уже несколько лет предлагаем создать в РАН наряду с бюджетным и коммерческий (инновационный) сектор. Он может обеспечивать в необходимых случаях — во взаимодействии с частным сектором — реализацию крупных и коммерчески эффективных проектов, вырастающих из фундаментальных исследований наших ученых. Пока добиться понимания нашей позиции не удается. Сами же мы реализовать ее не можем из-за правовых препятствий.

— Проект научного холдинга на базе РАН кажется перспективным и вполне рыночным. О каких правовых препятствиях идет речь?

— Российская академия наук — это гигантская структура: больше 400 научных институтов, полсотни государственных унитарных предприятий. Некоторые из них чрезвычайно эффективны. Например, завод научного приборостроения в Черноголовке, который блестяще работает и на мировом, и на внутреннем рынке. Сегодня правительство считает: форма государственного унитарного предприятия неэффективна, нужно акционирование. Но, если акционировать завод в Черноголовке, он тут же выйдет из орбиты РАН. Потому что этот процесс контролирует Федеральное агентство по имуществу. Дальше следует продажа акций, после чего профиль научного предприятия может измениться коренным образом. Потеряются его связи с РАН, с институтами. Это будет уже совершенно другая структура.

Руководство завода готово его акционировать, если собственником станет холдинговая компания РАН. Для государства никакой разницы нет, ведь соответствующая холдинговая структура будет на 100 процентов государственной по собственности на капитал. Но сегодня это невозможно, так как по закону функции собственника может нести только госимущество.

Нам говорят: те институты, которые хорошо зарабатывают помимо бюджета, нужно переводить в статус автономных государственных учреждений. Но подобные организации по закону могут учреждать только органы власти, а РАН таковым не является. Кроме того, в законе об автономных учреждениях очень туманно прописаны права собственности.

— По-моему, как раз все очень прозрачно: автономные учреждения находятся в ведении власти, то есть правящей бюрократии, чиновника.

— Автономное учреждение сразу же попадает в зависимость от государственных заказов и в этом смысле напрямую зависит от чиновников. Фактически это может стать способом избавления от части государственного сектора. Вначале даете предприятию свободу, потом не даете заказы, затем оно становится убыточным, его можно обанкротить и распродать.

Но еще опаснее другое. Модель автономного учреждения исходит из экстравагантной с точки зрения рыночной экономики идеи, что собственника можно безнаказанно отстранить как от контроля над имуществом, так и от доходов от него.

— Наши нефтяники жалуются на недоступность и дороговизну новейших западных технологий по добыче углеводородного сырья. В то же время в Российской академии наук лежат под сукном горы проектов, например по нефтяным скважинам пятого поколения. Они остаются на бумаге, потому что ученым трудно найти долгосрочные кредиты — «длинные деньги» на их реализацию. Когда российские инновации начнут работать на страну?

Сегодня в России есть крупные проекты сотрудничества РАН с коммерческими структурами. Например, водородная энергетика. Частный бизнес принял решение об инвестировании в этот проект больше 100 миллионов долларов.

Происходят серьезные подвижки и в позиции государства, хотя до сих пор многие министры с трудом произносят слова «промышленная политика». Но все-таки уже сформированы и реализуются многие долгосрочные целевые программы.

— Вы возглавляете один из совместных проектов РАН и крупных предпринимателей России: новый факультет МГУ — Московскую школу экономики. Академик Виктор Ивантер уже назвал это учебное заведение «русским Гарвардом». Вы согласны с таким определением?

— Идея такой школы возникла у ректора МГУ Виктора Антоновича Садовничего и крупного предпринимателя Олега Владимировича Дерипаски, который окончил в свое время с отличием физический факультет МГУ.

Суть проекта — дать российской молодежи элитное образование, максимально объединив возможности МГУ и РАН.

В нашей школе платное образование (хотя оплата составляет сегодня лишь третью часть затрат на обучение), нет ни одной бюджетной ставки. Наш спонсор создал систему кредитования обучения студентов. Кстати, молодой человек может получить кредит не только на образование, но и на проживание в Москве. Залога, например, в виде квартиры не требуется. Спонсор считает так: студент закончит учебу и расплатится.

Школа делает упор на глубокое образование пока по одной специальности: «Экономическая теория и экономика современной России». Сегодня формируется еще одно направление — «финансовая экономика».

Тимофеева Ирина  

Источник: «Новая Газета»