31.08.08
Нормативно-правовая среда венчурных инвестиций вызывает много нареканий со стороны руководителей фондов и бизнес-ангелов. По их мнению, именно плохое законодательство в этой сфере — причина того, что многие российские фонды предпочитают регистрироваться в западной юрисдикции. Своим видением этой проблемы с STRF.ru поделился Илья Пономарёв, председатель подкомитета по технологическому развитию комитета по информационной политике Госдумы РФ.
Чем Вам не нравятся закрытые паевые инвестиционные фонды (ЗПИФ)? Почему такая форма организации венчурного фонда, на Ваш взгляд, неприемлема?
— По целому ряду позиций. Первая и фундаментальная. Неприемлемость этой формы заключается в том, что законодательство в этой области должно быть совместимо с нормами права других стран, ведь венчурные инвестиции и вообще хай-тек глобальны по своей природе. Соответственно, тот законодательный режим, который существует в России, должен быть таким же, как в США, Великобритании и континентальной Европе. Только это позволит капиталу свободно приходить в страну для инвестиций в российские технологические компании. Ведь и так известно, что венчурные капиталисты не любят высовывать нос из своей «силиконовой долины», где им привычно, комфортно и понятно. А мы ещё ставим дополнительный барьер, заставляя изучать особенности нашего законодательства. Зачем им на это тратить своё время, принимать дополнительные риски, когда у них и своих хватает?
Есть и ряд технических причин. ЗПИФы подпадают под регулирование Федеральной службы по финансовым рынкам со всеми вытекающими отсюда последствиями — строгой отчётностью, с лицензированием, с управляющей компанией и с проблемами в области учёта в случае неудачных проектов. Поэтому необходима другая юридическая форма.
Я предлагаю ввести в законодательство понятие limited partnership, определить два вида его участников — general и limited partner, описать процедуру capital commitment. Целесообразно внести изменения и в акционерное законодательство. В частности, нужно упростить способы стимулирования менеджмента инвестируемых компаний через опционы и ввести понятие «серии акций». Сейчас фактически предусмотрены два вида акций — обычные и привилегированные, можно сделать правила здесь более гибкими. [На самом деле аналог limited partnership — товарищество на вере (коммандитное товарищество) уже фигурирует в российском законодательстве, см. ГК РФ, ч. I, гл. IV, ст. 82—86, равно как и другие термины — general partner, limited partner и capital commitment (соответственно — полный товарищ, вкладчик (коммандитист) и обязательство инвестиционного характера). Другое дело, что в российском законодательстве форма коммандитного товарищества совершенно не приспособлена к целям венчурного финансирования — прим. ред.]
А что касается фондов с государственным участием?
— Я считаю, что должны быть — и нам их очень не хватает — государственные фонды прямых инвестиций, но не может быть государственных венчурных фондов. Это нонсенс. Государство и риск, государство и скорость принятия решений, государство и инновации — плохо совместимые вещи. Государство всегда более консервативно, чем общество, и тем более чем технологический бизнес.
Должны быть государственные фонды прямых инвестиций, но не может быть государственных венчурных фондов. Государство и риск, государство и скорость принятия решений, государство и инновации — плохо совместимые вещи.
Но ведь этот путь выбрали и на Западе, в частности достаточно успешен израильский путь, по которому и пошли при создании РВК?
— На Западе есть программа поддержки бизнес-инкубаторов. По сути дела, эта программа близка к тому, что делает РВК. Но на Западе владелец частного бизнес-инкубатора находит частные проекты, упаковывает их, а потом идёт к государству и говорит: «Вот упакованный проект, я в него вкладываю свои средства, дайте им льготный кредит или вложитесь со мной в уставный капитал, с условием, что потом эти вложения могут быть списаны, если будут выполнены определённые обязательства». То есть лидирующая роль там принадлежит венчурному капиталисту, с которого государство снимает часть рисков, но только в том случае, если он успешен.
У нас же происходит так, что РВК размазывает «манную кашу по тарелке», докладывая не очень значительные деньги в различные региональные венчурные фонды, а в итоге получается странный гибрид — то, что называют «частно-государственным партнёрством», — гибрид частных интересов и государственных денег. Эффективность этой системы вызывает много вопросов.
РВК докладывает не очень значительные деньги в различные региональные венчурные фонды, размазывая «манную кашу по тарелке», а в итоге получается странный гибрид — то, что называют «частно-государственным партнёрством», — гибрид частных интересов и государственных денег. Эффективность этой системы вызывает много вопросов.
На мой взгляд, в такой ситуации неизбежен конфликт интересов. Государство стремится реализовать те или иные стратегические задачи (в идеале, я сейчас абстрагируюсь от всякого рода коррупционных тем). У частного же бизнеса по определению может существовать только одна цель: как можно быстрее заработать как можно больше. Поэтому конфликт мотиваций частных предпринимателей и государственных чиновников в данной ситуации естественен, и эффективность всего проекта резко падает.
Кроме того, я просто не понимаю, зачем в ситуации, когда и государство, и бизнес в России захлёбываются от избытка свободных средств и недостатка инвестируемых проектов, изобретать столь сложные конструкции?
Светлана Синявская
Источник: STRF.ru
