Михаил Гольдфельд: Исход науки из России: есть ли свет в конце туннеля?

10.10.07

Массовый исход ученых из постсоветской России, в просторечье «утечка мозгов», – грустная тема. Я бы не взялся за этот очерк, если б видел в научной эмиграции одно только бедствие для страны и ее науки. В этом явлении есть определенно позитивные стороны, и думаю, что оно послужит одной из предпосылок возрождения российской науки на новом витке истории.

Нынешняя эмиграция – не первая волна массового исхода на Запад российской интеллектуальной элиты. Но имеется кардинальное различие между ситуацией в России и в мире после большевистского переворота 1917 года и в наши дни. То были действительно безвозвратные потери – Россия навсегда утратила, а Запад приобрел и неплохо использовал талант и интеллект людей, вынужденных покинуть родину. Опустившийся над страной на три поколения «железный занавес» изолировал российскую науку от мирового научного сообщества, у эмигрантов не было решительно никакой возможности даже для контактов на семейном уровне (напомню тем, у кого короткая память, что наличие родственников за границей старались скрыть примерно так же, как и безвинно репрессированных).

Сегодня, в результате, с одной стороны, кардинальных реформ 1990-х годов, а с другой, благодаря техническому прогрессу, мы живем в глобальном мире, и как бы тревожно ни выглядела политическая ситуация на данный момент, трудно себе представить, скажем, чтобы вдруг прекратился свободный международный обмен информацией и людьми, чтобы Россия вновь изолировала себя и противопоставила мировому сообществу. Между тем нынешние эмигранты могли бы сыграть важную положительную роль в модернизации российской науки. Скажу сразу, что вижу этому подтверждение и в динамике научной эмиграции, и в собственных впечатлениях.

В Америку, в штат Миннесота, я приехал в 1992 году, по временному рабочему контракту, отнюдь не предполагая остаться здесь навсегда. Одновременно с основной работой (преподавание и руководство студенческими исследованиями) я поставил своей целью пролоббировать программу американских стажировок студентов высшего химического колледжа Академии наук, в создании которого я принимал участие в 1990–1993 годах. Судьбе, однако, угодно было распорядиться иначе, и теперь всё мое многочисленное семейство (трое взрослых детей, трое внуков) разбросано по Америке. За 16 лет в США мне довелось работать в самых разнообразных научных и образовательных организациях: четыре года преподавал всевозможные химические курсы в школе-интернате для одаренных подростков (нечто вроде Колмогоровской школы при МГУ – таких школ в США 17), был на временной ставке приглашенного профессора в маленьком среднезападном университетском кампусе, преподавал и в более крупных, исследовательских университетах, и даже – по совместительству – в двухлетнем коммунальном колледже (эти учебные заведения соответствуют двум первым курсам университета и дают право на поступление в регулярное высшее учебное заведение на третий курс). Курсы, которые мне пришлось читать, охватывали практически все аспекты химии и все уровни сложности: вводные классы по 300–400 человек, физическая химия, спецкурс неорганической и бионеорганической химии для старших студентов, аспирантский класс неорганической спектроскопии – всего 8 студентов. Помимо этого я провел около трех лет в качестве научного сотрудника в одной из федеральных исследовательских лабораторий (Jet Propulsion Lab – NASA – Caltech) и, наконец, некоторое время работал старшим исследователем в маленькой частной компании. И теперь, перешагнув пенсионный рубеж и изжив амбиции, приличествующие более молодому возрасту, продолжаю понемногу преподавание и сотрудничество с фирмами в качестве консультанта.

Таким образом, я на собственном опыте изучил многие аспекты жизни иностранного специалиста в США. Встречался со многими людьми, чаще всего доброжелательными, но изредка и не чуждыми ксенофобии, – крупными учеными и мелкими администраторами, студентами и аспирантами, американцами и иностранцами. Встретил здесь и своих российских коллег, с некоторыми из них сотрудничал, способствовал их трудоустройству и натурализации, помогал находить места в аспирантуре американских университетов студентам Высшего химического колледжа и некоторых других российских институтов. Приходилось, особенно в первые годы, попадать в неловкие положения, преодолевать языковой барьер. Если вы прибыли в страну в зрелом возрасте, вам никогда не избавиться от акцента, и я в одном из недавних студенческих отзывов на мой класс (анонимные отзывы студенты пишут в конце каждого семестра) встретил такое: «Терпеть не могу его противный немецкий (!) акцент».

Всё это я говорю здесь, чтобы пояснить: с проблемами эмиграции и эмигрантов знаком не понаслышке, и это придает мне смелости поделиться здесь с читателем результатами моих «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет».

НЕМНОГО ИСТОРИИ

В нормальном мире, не изуродованном тоталитарными мифами, работа людей науки за пределами страны, в которой они родились и получили образование, всегда была обычным явлением. Русские ученые XIX – начала XX века, как правило, подолгу (чаще всего – годами) стажировались в европейских научных центрах, сотрудничали с иностранными фирмами, публиковали свои труды и патентовали изобретения за рубежом. Возникавшие при этом научные связи и личные контакты играли важную, иногда спасительную роль в их биографиях.

Напомню несколько общеизвестных фактов. Д.И. Менделеев провел 1859–1861 годы в Гейдельберге, лето 1864 года – в других заграничных поездках. В.И. Ипатьев именно в мюнхенской лаборатории будущего нобелевского лауреата Адольфа Байеразавершил (1897) начатые еще в Петербурге исследования изопрена. Германские связи не пропали даром. В начале 1927 года Ипатьев получил предложение провести совместные исследования от Общества баварских азотных заводов и других немецких фирм (см. «Химию и жизнь», 1992, № 10–12). 6 июня 1929 года Президиум СНХ признал, что Ипатьеву удалось сделать в этой командировке важные открытия. Всего через год Ипатьев, узнав из достоверных источников, что готовится его арест, добился новой заграничной командировки и на этот раз уехал навсегда. Организованная им лаборатория в Северо-Западном университете США стала колыбелью американской нефтехимии и теперь носит его имя. Почти вся профессиональная деятельность нобелевского лауреата И.И. Мечникова, до и после получения им доктората Петербургского университета, проходила за рубежом: сначала в Германии, Италии, а затем многие годы во Франции, в Пастеровском институте.

Некоторые из тех, кого привычно считают гордостью российской науки, только на Западе и могли состояться как ученые. Софья Ковалевская не получила бы никакой академической позиции на родине (женщин в то время в профессуру не допускали, впрочем, не только в России) и фактически всю свою научную карьеру сделала в Австрии, Германии и Швеции. С весны 1869 года Ковалевская пробыла за границей непрерывно пять лет – в Вене, затем в Берлине и Гейдельберге. Она получила докторскую степень в Гёттингене, а с 1883 года до своей кончины в 1891 году читала лекции в Стокгольме, где также редактировала математический журнал. Кстати говоря, Ковалевская, публикуя почти все свои математические труды в западных журналах, оставалась глубоко русской по духу: вся ее, весьма значительная, беллетристика – а она была, несомненно, и одаренным литератором – написана по-русски и на русские темы. Вообще, как правило, работая за рубежом, российские ученые не порывали связей с родиной.

Заметим, что положение ученого (чаще всего – университетского профессора: наука не была отделена от системы высшего образования) было в России, по меньшей мере, столь же уважаемым, как и на Западе. Образованные люди принадлежали к среднему классу по уровню своих доходов и комфорта, который они могли обеспечить своим семьям. Только после установления тоталитарного режима российская наука изолировала себя от мирового научного сообщества, а очень ограниченные международные научные контакты были поручены специально уполномоченным лицам.

СКОЛЬКО УТЕКЛО МОЗГОВ?

То, что происходит с российскими научными кадрами в последние 15–20 лет, конечно, имеет мало общего с нормальным обменом профессионалов. Это массовый исход практически лишь в одном направлении – из России на Запад, впрочем, в последнее время также и на восток – в Японию, на юг – в Австралию и т. д. Волна постсоветской российской научной и культурной эмиграции намного превысила по своим масштабам предыдущую волну – после революции и Гражданской войны. Блез Паскаль некогда сказал, что «достаточно уехать 300 интеллектуалам, и Франция превратится в страну идиотов». Конечно, мы можем утешаться тем, что интеллектуальные ресурсы современной России больше, чем у Франции в XVII веке, но всё же...

Один из недавних российских эмигрантов на вопрос о том, как россиянам следует оценивать результаты исторически сложившихся волн массового «перелива» в США русских творческих кадров, ответил не без горечи: «Я – американский гражданин. Сегодня Америка получает гуманитарную помощь от России, которая не сравнима ни с чем. Я не оговорился: именно Америка получает ее с притоком русской эмиграции, влияние которой на американскую науку, технику и культуру чрезвычайно велико. В ней десятки тысяч представителей российской интеллигенции – ученых, врачей, инженеров... Америке они пригодятся, а Россия их потеряла. Безвозвратно».

Нам предстоит разобраться, действительно ли эта потеря безвозвратна, да и потеря ли это при существующих обстоятельствах.

Количественные оценки научной эмиграции варьируют в широких пределах, и надежной статистики, по-видимому, нет. Согласно официальным данным, из России на постоянное место жительства, в основном в наиболее развитые страны мира, с 1990 по 2004 год выехали более 25 тысяч научных работников, а еще около 40 тысяч практически постоянно работают за границей по контрактам и лишь формально числятся в штате российских институтов. По данным паспортно-визовой службы МД России, в 1990-е годы из страны ежегодно эмигрировали 5–6 тысяч научных работников. По неофициальным оценкам, их число в два-три раза больше. Полагают, что Россию покинули за это время 60% всех математиков, половина физиков и биологов. Только в 2002 году и только в рамках официальных программ международного сотрудничества 2900 российских ученых из примерно 300 организаций, или около 0,7% от общего числа всех исследователей России, выехали для работы за рубеж.

Учитывая выходившее за пределы здравого смысла многолюдство советских научных учреждений, это как будто немного, к тому же кое-кто вернулся обратно. Однако уезжают наиболее активные, работоспособные специалисты, с которыми готовы сотрудничать на Западе. Среди ученых РАН, выехавших за рубеж в последние годы, около половины были младше 40 лет, то есть находились в расцвете творческих возможностей. Математики, специалисты в области компьютерной технологии, генетики, молекулярной биологии обычно раньше других находят себе место на Западе. Один из трех выезжающих за рубеж – физик, один из четырех – биолог и один из десяти – математик. Менее востребованы химики, хотя и они сравнительно легко устраиваются за рубежом. Утечка мозгов особенно усилилась в конце 1990-х. когда специалисты стали покидать Россию целыми группами и иногда даже воссоздавали свои научные коллективы на новой почве. Среди оставшихся более двух третей всех докторов и кандидатов наук уже достигли пенсионного возраста.

В основном люди едут в Западную Европу (42%) и Северную Америку (30%). Однако растет поток и в страны Азии. На долю США приходится 29%, затем следует Германия (19%), Франция (6%), Англия (5%), Япония (4%), Швеция (3%). Российские ученые осваивают и более экзотические направления, так что их теперь можно найти в странах Латинской Америки, на Антигуа и Барбадосе, в Лиссабоне и Сингапуре, в Южной Африке и Бенине и т. д.

Не только сложившиеся ученые, но и студенты, и в особенности аспиранты прокладывают себе дорогу на Запад. В некоторых очень благополучных странах, например в сопредельной Финляндии, высшее образование бесплатное, в том числе и для иностранцев, и приток русских студентов ограничен только тем, что обучение на английском языке в этой стране осуществляется лишь по немногим специальностям. «Новые русские», равно как и чиновная знать, отправляют своих детей для учебы на Запад. Этот контингент имеет слабое отношение к науке – учатся больше бизнесу, финансам и т. д., но и это полезно для будущего России: по крайней мере, наследники нынешней правящей элиты приобретут полезные деловые навыки.

Если в середине 90-х годов в университетах 33 стран (в основном США, Германии, Франции и Англии) обучались около 13 тысяч выходцев из России, то в 2002 году – как минимум вдвое больше. Около половины из них заявили в опросе, что решили остаться за границей, еще 20% хотели бы продолжить учебу после получения диплома и только 18% твердо собирались вернуться.

КАК ВОСПРИНИМАЕТСЯ НАУЧНАЯ ИММИГРАЦИЯ В США?

Власти в развитых странах всегда принимали меры для привлечения из-за границы людей, пригодных к полноценной работе на благо науки и технологического развития страны. Случалось, ради этого и отступали от своей обычной практики и правил. Достаточно вспомнить спасенного американцами от суда нацистского преступника (концлагерем ведь командовал!) фон Брауна, который впоследствии возглавил проект «Аполлон». Да и сталинские сатрапы иной раз давали обратный ход репрессивной машине, когда припекало. Так нашли и вытащили из лагеря умирающего Н.В. Тимофеева-Ресовского – не было другого такого специалиста по радиационной биологии, а бомбу надо было испытывать.

В США регулярно публикуются официальные статистические данные и социологические исследования, посвященные этой теме. Например, учитывается доля специалистов, родившихся за рубежом, отдельно – получивших докторскую степень за рубежом, среди наиболее цитируемых авторов статей, авторов наиболее важных патентов, членов Национальной академии наук и т. д. Авторы официальных отчетов, например для Конгресса, охотно отмечают, что половина всех американских нобелевских лауреатов родились за пределами США и каждый десятый среди них родом из России. Согласно отчету Иммиграционного агентства США, иностранцы всё более вытесняют американцев в аспирантуре и на постдокторских позициях по точным и естественным наукам и информационной технологии. Проблема конкуренции за рабочие места беспокоит, в частности, Американское химическое общество. Однако правительственные структуры ясно понимают, что экономика и наука США нуждаются в притоке талантливых профессионалов из-за рубежа, и в обозримом будущем не предполагается ограничивать этот приток. В академических же кругах считают, что проблема не в избыточном притоке иностранных студентов, аспирантов и постдоков, а совсем в другом: молодые американцы по рождению не стремятся в науку, а предпочитают менее трудозатратные и/или более высокооплачиваемые занятия, такие, как бизнес, управление, юриспруденция, медицина. Эти сферы деятельности менее доступны для иностранцев по финансовым и юридическим причинам. Относительно слабый интерес американской молодежи к науке коренится и в недостатках школьной системы, и в некоторых общих свойствах постиндустриального общества потребления, обсуждение которых выходит за рамки предмета данного очерка.

После 11 сентября 2001 года ужесточился порядок выдачи студенческих виз, и это сразу же вызвало острую реакцию университетской администрации. (После этого, чтобы исправить положение, средний срок оформления виз сократили с 70 до 22 дней.) В частности, такая влиятельная организации, как Совет по делам аспирантуры (Council of Graduate Schools), выразила озабоченность снижением числа иностранных аспирантов. В докладе Совета отмечено усиление конкуренции с другими странами за иностранные таланты. И в самом деле. Австралия, Канада, Германия объявили государственные программы привлечения высококвалифицированных специалистов. Иностранных ученых заманивают к себе – и небезуспешно – Сингапур, Малайзия и Китай. В 2001 году Япония разрешила въезд 222 тысячам специалистов. В последнее время повысился интерес к российским ученым в Парагвае, Венесуэле, Бразилии, Южной Корее, где даже разработаны специальные государственные программы их ассимиляции. В качестве примера на рис. 1 представлено распределение по странам выпускников московского Физтеха: подавляющее большинство уехало, разумеется, в США, где рынок труда в науке и инновационных технологиях наиболее емкий.

Рис. 1. Распределение по странам выпускников московского Физтеха (из статьи: С. В. Егерев. Зарубежный ресурс российской науки с сайта www.researcher-at.ru)

В последнее время быстро развиваются системы высшего образования в таких динамически растущих странах, как Китай и Индия. Здесь для молодежи, стремящейся в науку, появляется альтернатива обучению на Западе – полноценное образование в собственной стране, и западные аналитики считают, что это потребует адекватных мер, способствующих рекрутированию студентов и аспирантов.

По данным Национального фонда научных исследований США, в 2004 году иностранцы получили 32,1% всех докторских степеней по естественным и точным наукам и 61,3% – по инженерным дисциплинам. С 1999 по 2004 год отмечена отчетливая тенденция к возрастанию доли остепененных в США иностранцев: на 4–5% только с 2003 по 2004-й. Более половины (56%) иностранцев, получивших американский докторат, находят работу в США, по большей части в индустриальном секторе, но также и в академии. В конечном счете почти все получают американское гражданство (на это уходит 10 лет), но и в эти 10 лет жизнь с грин-картой (постоянным видом на жительство) не связана с какими-либо серьезными ограничениями. Даже в лабораториях, подчиненных Национальному агентству по космическим исследованиям (NASA), принимают на работу держателей грин-карты, и только для некоторых учреждений, работники которых считаются федеральными служащими, требуется гражданство. Сегодня в американских университетах и колледжах родившиеся за рубежом специалисты с докторской степенью составляют около трети профессуры по информационной технологии, 26% в инженерных дисциплинах, 22% в естественных и точных науках. На постдокторском уровне они занимают более половины позиций по инженерным дисциплинам, 42% по естественным и точным наукам. 40% американского населения, родившегося за рубежом, имеют степень магистра или доктора наук – во много раз больше, чем в среднем по стране. Статистика утверждает, что половина всех европейцев, получивших дипломы в США, там же остаются работать, многие – навсегда.

Некоторые направления технического прогресса почти монополизированы представителями определенных стран. Выходцы из Индии, например, составляют 36% сотрудников фирмы «Майкрософт», в Космическом агентстве их 32%, в фирме «Интел» – 12%. Среди индийских специалистов бытует убеждение, что программирование – чуть ли не их национальная привилегия. По состоянию на 2003 год за границей родились 25% всех работников с высшим образованием в США и 40% лиц с докторской степенью. При этом среди всех докторов наук родившиеся за границей составили большинство по информационной технологии (57%), электронике (57%), механике (52%). Как следует из диаграммы на рис. 1, на долю россиян приходится 5–6% лиц с наиболее высокой ученой степенью по точным, естественным и инженерным дисциплинам. Выходцы из России далеко уступают по численности в этой категории китайцам и индийцам (что и неудивительно, с учетом численности населения) и близки к другим европейским странам (рис. 2).

Рис. 2. Иностранцы по рождению среди американцев, имеющих высшую ученую степень (слева) и докторат по точным, естественным и инженерным дисциплинам (NSF REPPORT 2006. Migration to the United States, с сайта www.nsf.gov)

Хотя общий поток направлен из России на Запад, многие из тех, кто уехал по краткосрочной постдокторской программе, возвращаются в Россию. По некоторым оценкам, с учетом ротации (кто-то уезжает, кто-то приезжает обратно) единовременно на Западе находятся примерно 30 тысяч исследователей. Эту цифру можно сопоставить с числом исследователей в России, работающих по грантам Российского фонда фундаментальных исследований, – примерно 100 тысяч. Таким образом, 30:100 – примерное соотношение средней численности диаспоры к числу активно работающих специалистов в области фундаментальных наук. Примерно такое же соотношение дает академик .В. Гинзбург для своих коллег по отделению общей физики и астрономии: из 121 члена РАН, состоящего в этом отделении, около 20 имеют постоянную работу за границей. Можно думать, что это примерная доля профессионалов, сохранивших способность к личному творчеству в науке, а не только к выполнению «руководящих функций».

Нужно отметить, что, хотя материальное положение ученых, выезжающих за рубеж в зрелом возрасте, на пике исследовательской активности, улучшается, переезд нередко приводит к снижению научной продуктивности. Сопоставление индексов цитирования российских ученых в определенных областях физики и биологии показало, что те, кто остались в России, цитировались чаще, чем их коллеги-эмигранты.

Между прочим, примерно 20 тысяч американских исследователей с докторской степенью постоянно работают за пределами США. Так что существует не только российская или китайская научная диаспоры, но и американская, сопоставимые по порядку величин. Представители американской диаспоры занимают, как правило, весьма престижные профессорские места по всему миру, работают в качестве высокооплачиваемых консультантов.

Совершенно иначе выглядит распределение в научной иерархии российских специалистов за рубежом. Выходцев из Союза, прибывших за рубеж с советскими кандидатскими и докторскими степенями, отнюдь не ожидали красный ковер и почетный караул. Чаще всего им приходилось по нескольку лет работать в качестве постдоков в университетах – войти в состав научной группы, возглавляемой регулярным профессором, или стать сотрудником в исследовательской группе какой-либо компании под руководством специалиста, научная квалификация которого может быть и менее высокой, чем у приезжего. Попадая за рубеж зрелыми исследователями, многие из них не поднимаются дальше временной постдокторской позиции. Им часто приходится менять место работы и место жительства. Наличие российского профессорского звания помогает при оформлении грин-карты, но ни в коей мере не способствует трудоустройству, скорее даже затрудняет его. Один из моих знакомых, член-корреспондент РАН, имя которого можно найти чуть ли не в каждом учебнике физической, а то и общей химии, удовлетворяется позицией исследователя в лаборатории американского профессора, который едва ли не всю свою научную деятельность посвятил изучению процессов, первоначально описанных этим его российским коллегой. Другой – физик-теоретик харьковской школы, доктор наук и в прошлом председатель ученого совета весьма заметного советского института, вполне работоспособного возраста, сумевший заинтересовать своими новаторскими идеями военное ведомство и получить гранты под эти идеи, – занимает в Калифорнийском университете подчиненное положение при профессоре математики – тоже из России, но получившем степень уже в США.

Россия не входит даже в первую десятку стран, поставляющих штатных профессоров для американских университетов. Совершенное владение языком и ранняя интеграция в научно-техническую сферу США – необходимые условия для успешной профессорской карьеры. А для этого надо если не родиться в США или Англии, то хотя бы учиться там продолжительное время, и притом в молодые годы. Вот почему среди развивающихся стран по числу преподавателей в американских университетах лидирует англоязычная Индия.

Не располагая достоверной статистикой о численности выходцев из России в рядах университетской профессуры – самого привилегированного слоя научного истеблишмента, могу только поделиться собственными наблюдениями. В Ирвине, в кампусе Калифорнийского университета, где я работаю, русские профессора и исследователи менее высокого служебного ранга весьма заметны. Я лично знаком здесь с российскими математиками, химиками, биохимиками, физиками, биофизиками, сотрудниками медицинского колледжа, не говоря о многочисленных аспирантах из бывшего Союза. Такая же картина и в других известных мне местах, например в Корнеле, Политехническом университете штата Айова, в Брэндайсе (Бостон), Пенсильванском университете. Как только бывший российский ученый становится профессором или занимает самостоятельное положение в индустриальном секторе, он довольно быстро «обрастает» русскими сотрудниками, постдоками, аспирантами. Скажем, в университете Дрексел (Филадельфия) имеется основанный А.Я. Фридманом (выпускником Физтеха, в прошлом сотрудником Курчатовского института и профессором Высшего химического колледжа РАН) Институт плазмы. Среди ближайших сотрудников и аспирантов Фридмана, понятное дело, преобладают выпускники Физтеха. В университете Миннесоты на кафедре теоретической физики не менее пяти постоянных профессоров из России, и с 1994 года рабочим языком стал русский.

Надо сказать, что и американские профессора (не российского происхождения), однажды встретившись с выпускниками ведущих российских вузов, с энтузиазмом продолжают рекрутировать русских молодых специалистов. Как вспоминает выпускница химфака МГУ 1989 года, выполнявшая аспирантскую работу в 1995–2000 годы в группе профессора Виттига (университет Южной Калифорнии), ее руководитель посетил Физтех во время своего визита в Россию в начале 90-х, и студенты произвели на него столь сильное впечатление, что он стал приглашать в аспирантуру физтеховцев – даже в обход формальных экзаменационных требований по английскому языку. «При чем тут английский! Они два дня под лазером пролежат, и он у них работает, а так мне придется из Японии везти обслуживающий персонал». Одно время в его группе было восемь физтеховских постдоков и аспирантов и одна эта девушка с химфака, и, кажется, никаких других сотрудников. Самые последние публикации группы Виттига также выполнены при участии русских сотрудников.

Администрации университетов вполне сознательно создают благоприятные условия для привлечения в первую очередь тех ученых иностранного происхождения, кто находится в начале своего творческого пути, но уже успел показать себя. Университеты не останавливаются перед значительными затратами для поддержки их научных программ на старте, имея в виду, что в дальнейшем они смогут получить гораздо более весомые гранты от различных внешних агентств и в результате с лихвой окупят первоначальные инвестиции. Собственно, эти гранты и составляют основу финансового благополучия исследовательских университетов. Точно так же университеты охотно берут на себя расходы, связанные с обучением иностранных аспирантов по точным и естественным наукам, независимо от их визового статуса, поскольку заполнить вакансии американцами невозможно, а рабочая сила необходима для реализации исследовательских программ.

Россия в количественном отношении занимает скромное место в ряду стран, поставляющих студентов и аспирантов в американские университеты. Лидируют здесь опять-таки Индия (13,5% по всем специальностям в 2006 году) и Китай (11,1%), за ними следуют Япония (6,9%), Канада (5,9%), Тайвань, Мексика, Турция, Германия, тогда как российские студенты составляют менее 1% и в большинстве американских отчетов российский вклад отдельной строкой не рассматривается. Популярная одно время шутка: «Американский университет – это место, где русские профессора учат китайских студентов за счет американских налогоплательщиков» – сильно преувеличивает российский вклад, хотя среди студентов, аспирантов и постдоков химических, биологических специальностей выходцы из стран Азии действительно очень заметны. Когда стоишь в конце рабочего дня у дверей, например, Медицинского колледжа имени Эйнштейна (формально это факультет Еврейского университета в Нью-Йорке), то вываливающаяся из здания толпа выглядит так, словно вы попали в Гонконг.

В последние годы всё больше выходцев из Китая, Японии, Кореи, Тайваня начинают занимать и престижные профессорские позиции в США. Динамика численности иностранных студентов в США с 1954 по 2006 год представлена на рис. 3.

Рис. 3. Динамика численности иностранных студентов и аспирантов в США с 1954-го по 2006 год (J. Batalova. The «Brain Gain» Race Begins with Foreign Students, с сайта www.migrationinformation.org)

Так обстоит дело с американской стороны. Хотя порядки, условия и традиции в европейских странах или, например, в Австралии заметно отличаются от таковых в США и Канаде, а правительственные структуры в этих странах гораздо сильнее вовлечены в администрирование и финансирование науки и образования. Российские ученые, особенно молодые, и здесь находят должности в соответствии со своей квалификацией, позволяющие им успешно работать и жить на достойном уровне.

Научная эмиграция в Израиль – отдельная тема, которая здесь обсуждаться не будет, но все же процитирую журнал «Science» за 1999 год: «Более 13 000 ученых из бывшего Советского Союза прибыли в Израиль за 10 лет с 1989 года. Университет Бар-Илан, ранее известный больше трудами по иудаике, принял около 100 из них и предоставил в их распоряжение вновь отстроенный корпус естественных наук. По словам министра абсорбции Израиля, «мы получаем профессоров, на подготовку каждого из которых пришлось бы затратить миллион долларов, если бы они проходили обучение в Израиле, по цене авиационного билета». В 1970-х годах основной экспортный товар Израиля составляли апельсины. С помощью прибывших из Советского Союза ученых и инженеров израильские фирмы, работающие в информационной технологии, удвоили экспорт высокотехнологических товаров с 4,5 миллиардов долларов в 1990 году до 9 миллиардов в 1998-м».

Инженеров и ученых на 10 000 душ населения в Израиле после иммиграционной волны 1980–1990-х стало в полтора раза больше, чем в США (145 человек против 85). Математика, физика, геология, электроника получили мощный импульс к развитию. В Израиле, можно сказать, произошла технологическая революция.
В иммиграционном законодательстве развитых стран предусмотрены специальные привилегии для ученых. Например, в США действуют несколько программ, обеспечивающих ускоренное получение вида на жительство для «особо выдающихся специалистов» по двум категориям: Alien of Extraordinary Ability и Alien of Exceptional Ability. Чтобы доказать свою принадлежность к одной из этих категорий, вам приходится собирать пакет документов и составлять заявление, которое должно убедить чиновников иммиграционной службы в том, что вы действительно принесете пользу научному прогрессу в США. С этого момента вы оказываетесь втянутыми в сферу юридического крючкотворства. В большинстве случаев люди обращаются к услугам адвокатов. Эти услуги недешевы, но если у вас есть работа по специальности, то они вам по карману. Все препятствия бюрократического свойства в конечном счете преодолимы, и на всякое бюрократическое требование можно найти убедительный ответ. Времени это может, однако, занять много – полгода, а то и год с лишним. В отличие от собственно поисков работы, ваши позиции в борьбе с иммиграционной бюрократией заметно усиливаются при наличии докторской степени, профессорского звания, хотя бы небольшого числа цитирований в англоязычной литературе. В этом случае, как я убедился на собственном опыте, вы смело можете подавать просьбу о получении грин-карты даже без формальной поддержки от работодателя, по категории профессионалов исключительно высокой квалификации. Понадобятся лишь несколько рекомендательных писем от коллег – случалось и мне писать такие письма. Однако большинство специалистов, особенно молодых, получает вид на жительство при поддержке работодателя, и этот путь, хоть и длительный, тоже всегда завершается успехом, – по крайней мере, я никогда не слышал ни об одной неудаче в этом деле.

Любопытно, что нет корреляции между возможностями профессионального трудоустройства и легальной иммиграции в США, особенно когда речь идет о специалистах зрелого возраста, обремененных степенями и званиями. На первый взгляд иммиграционные правила США порой даже противоречат их собственным экономическим интересам. Например, в отличие от иммиграционных правил Канады, Америка не придерживается возрастного ценза при рассмотрении заявления по приоритетным профессиональным категориям. Более того, специалист зрелого возраста (45 и старше) имеет больше шансов убедить службы иммиграции США вынести положительное решение о предоставлении грин-карты по категории «выдающихся специалистов»: чем старше, тем больше он успел сделать в своей области и тем легче ему предоставить объемный пакет документов, который подтверждает заслуги. В ход идут российские авторские свидетельства на изобретения, авторефераты диссертаций, защищенных под руководством данного специалиста, копии статей самого претендента на натурализацию и статей, в которых имеются ссылки на его работы (только на английском языке), даже рефераты его статей в «Chemical Abstracts». Службы иммиграции США требуют, чтобы специалист был заслуженным уже сейчас, статус «перспективного ученого» не является основанием для получения грин-карты. Поэтому молодым специалистам требуется спонсор-работодатель.

Для полноты картины приведу и данные о доходах научных работников. Что касается химиков в США (2006), свежеиспеченный бакалавр получает в среднем 49 тысяч долларов в год, начинающий работник с магистерской степенью 56 тысяч, с докторатом – 71 тысячу. Более высокие заработки в промышленности, поменьше – в академии. Средняя зарплата химика, включая профессионалов с опытом работы, – 96 тыс. долларов в год.

Окончание следует

Что еще можно прочитать об «утечке мозгов»:
1) Аллахвердян А. Г., Юревич А. В. Миграция научных кадров: мифы и реальность. Публикация ИЕЕТ, Янус-К. 1997. ч. 1, с. 117–121.
2) Арутюнов В. C., Стрекова Л. С. Социологические основы научной деятельности. М.: Наука, 2003.
3) Прусс И. Как повернуть вспять поток интеллектуальной эмиграции. Наше время. 27/1/2007.

Михаил Георгиевич Гольдфельд, доктор химических наук

Источник: «Химия и жизнь»