24.11.10
Сибирское отделение академии наук — это очень крупная и эффективно работающая научная корпорация. Председатель СО РАН академик Александр Асеев утверждает, что ученые Академгородка и других центров СО РАН с умом распорядились бюджетными средствами, которых в 2009 году получили более 15 млрд рублей. На эти деньги сибирские ученые пытаются обеспечить прорывы в различных областях науки, которые смогут превратить обратно в звонкую монету российские бизнесмены. На пресс-конференции академика Асеева в ГТРК «Новосибирск» корреспондент НГС.НОВОСТИ узнал о близкой смерти мобильных телефонов, нанороботах для кровеносных сосудов и переносе стройплощадки главного корпуса НГУ.
Справка: Асеев Александр Леонидович — академик, председатель Сибирского отделения Российской академии наук. Родился в 1946 году. Специалист в области элементной базы и материалов микро- и наноэлектроники, диагностики полупроводниковых систем пониженной размерности, микро- и наноструктур. Директор Института физики полупроводников СО РАН. (sbras.nsc.ru)
Сибирское отделение отмечает 110-летие со дня рождения Михаила Лаврентьева. Расскажите, как живет и выживает сейчас его детище — Сибирское отделение академии наук.
В течение XIX–XX веков в Сибири было реализовано несколько крупнейших проектов глобального масштаба. Строительство Транссибирской железнодорожной магистрали, Северный морской путь, Байкало-Амурская магистраль, строительство каскада гидроэлектростанций и промышленности вокруг крупных источников электроэнергии. Создание Западно-Сибирского нефтегазового комплекса, в котором громадную роль сыграло СО РАН, определило способность России к тяжелым трансформациям последних лет. Мы все знаем, что без нефти и газа мы бы попали в очень тяжелые экономические условия.
Проект, который, как мы считаем, изменил лицо Сибири, — это создание Сибирского отделения Российской академии наук.
СО РАН — это на сегодняшний момент крупнейшая научная корпорация даже по мировым масштабам, с колоссальным научным потенциалом. В Сибирском отделении работают около 30 тыс. сотрудников, 9 тыс. научных сотрудников, 2 тыс. докторов, большое количество кандидатов наук, 150 членов РАН — это около 15 % общего состава Российской академии наук. У нас 9 научных центров по всей Сибири.
Все это было создано по инициативе Михаила Алексеевича Лаврентьева. Было много скептиков, которые говорили, что нельзя уводить науку из Москвы и Петербурга, что здесь в сибирских снегах и тайге она просто погибнет. Сейчас признано в России и в мире, и об этом неоднократно говорил президент нашей академии наук Юрий Осипов, что Сибирское отделение является наиболее организованным, мощным и эффективно работающим отрядом науки. Россия — наследница великой страны, сверхдержавы, и имеет очень хороший потенциал для развития на основе науки.
Какую роль сыграл Михаил Лаврентьев как ученый?
Я хорошо помню его лекции в университете и выступления с трибун. Это человек, который, безусловно, обладал харизмой, математик высокого класса. То, что он сделал в теории функций комплексного переменного, — это очень хорошее достижение классической математики. Хотя мне этот курс в жизни никогда не пригодился, но он научил думать и дал основу, как решать сложные задачи.
Как сейчас выстраиваются взаимоотношения науки и государства? Науку все больше ориентируют на получение коммерческой выгоды?
Государство делает все для поддержки науки, образования и перехода на тот инновационный процесс, о котором мы так много говорим. В этом плане я не поддерживаю точку зрения, что у ученых есть какие-то претензии к государству. На самом деле бюджет Российской академии наук и Сибирского отделения достаточно велик.
Сибирское отделение получило из бюджета в 2009 году примерно 15,5 млрд рублей. Говорят, что любой американский университет, даже провинциальный, имеет сопоставимый бюджет и даже больше, но мы-то понимаем российские реалии.
15,5 миллиардов — это большие деньги, которые заработать на рынке можно только громадным трудом. То, что государство вкладывает в науку, нужно ценить, и главная задача — использовать эти средства эффективно. Этот бюджет мы получаем, в основном, на фундаментальные исследования. Это работы, которые призваны подняться над сиюминутными проблемами и заглянуть за горизонт. Что у нас появится нового? Информационные технологии, нано-, биотехнологии или новая электроника? Наука призвана тратить деньги, чтобы отвечать на эти вопросы себе, обществу, властным структурам и бизнесу.
В науке есть вечные проблемы, а позиция власти и общества — это ожидание от науки результатов, которые бы изменили нашу жизнь сегодня, завтра, в ближайшем будущем.
Ожидания общества по отношению к науке растут линейно. Каждый день мы ждем технических чудес, приспособлений, которые облегчают нашу жизнь, как сотовый телефон и интернет. Но в науке развитие происходит скачкообразно. Есть такой исторический анекдот. Когда лорд Гамильтон, премьер-министр Англии, пришел к Майклу Фарадею, тот показал ему всякие электрические штучки: катушечки, магнитики, амперметры и вольтметры. Премьер-министр говорит: «Ну а нам-то что с этого?». Фарадей немножко растерялся, а потом сказал: «Со временем вы будете получать от этого налоги». Конечно, так и произошло. Но электричество сейчас — это основа всей цивилизации.
Когда в начале XX века разрабатывалась квантовая механика, в которую большой вклад внесли российские и советские ученые, это было занятие чистой наукой. Ученые создавали новый математический аппарат, новые принципы, потому что в квантовом мире все по-другому. Эйнштейн тоже думал, что никакого проку от этого не будет, но оказалось, что квантовая механика породила ядерную энергетику, включая атомную бомбу, транзисторы, электронику, информационные технологии, в конечном счете.
Сейчас в науке период накопления знаний. Никто не знает, что произойдет в ближайшее время, что кардинально изменит нашу жизнь. Но предчувствие того, что это произойдет, существует.
Когда я еще учился в университете и приходил в библиотеку, там были скромные публикации нашего будущего лауреата Нобелевской премии академика Алфёрова: «Двумерный газ», «Квантовые структуры». В то время это было просто наукой. А потом произошла техническая революция, когда все это применили для средств связи. Раньше система, подобная мобильному телефону, занимала площадь одного стола, а потом все удалось микроминиатюризировать на основе достижений науки. Мы привыкли к этой коробочке — сотовому телефону, а благодаря последним научным достижениям эта коробочка станет ненужной: у вас будет булавочная головка, которая все будет делать автоматически. Это будет новое слово в робототехнике. Появятся различные устройства, которые возьмут на себя много специальных функций: наблюдение, управление, слежение и так далее.
Сейчас наука занимается подобными работами в ядерной физике. Там есть проблема темной материи и скрытой энергии. Если удастся обнаружить что-то интересное и необычное, это может все революционализировать. Может быть, это и страшно, как в случае с атомной бомбой.
Но самый большой прорыв будет в области нано- и биотехнологий. Все мы заинтересованы хорошо и долго жить, эффективно бороться с различными болезнями.
Здесь готовится переворот: разрабатываются лекарства, которые при их приеме внутрь воздействуют не на весь организм, а на больной орган целевым образом. Вплоть до нанороботов, которые будут исполнять полезную работу, скажем, вычищая кровеносные сосуды от холестериновых бляшек. Над этим работают, причем очень хорошо, наши сибирские ученые. Биологи работают с химиками, физиками, и это работы очень высокого уровня, которые обязательно дадут результат. Но когда он начнет коммерциализоваться, в какой форме, — это находится за пределами компетенции ученых. Общество, власть и бизнес ждут от нас отдачи прикладного плана, и технопарк в Академгородке появился не зря, а потому что Академгородок пресыщен готовыми разработками.
Насколько успешным будет проект Сколково, и будет ли востребован научный продукт, который будет там произведен?
Сколково — это ясно выраженное намерение нашей власти и бизнеса вкладываться в науку. О формах можно спорить, но в основе лежит политическая декларация. В ближайшем будущем экономическая карта мира изменится кардинально. Победят те страны, которые имеют ресурсы, — у России они есть. Вторая компонента — это наличие фундаментальной науки, а третья составляющая — это политическая воля. Наконец-то она начинает проявляться. Наука абсолютно интернациональна, идет конкуренция, может быть, даже более жесткая, чем в бизнесе, за право первыми получить результат и выдвинуться вперед. Благодаря Сколково у нас появится дополнительный канал, особенно для молодых, реализовать себя.
Опасность, что Сколково оттянет на себя существующие ресурсы, конечно, есть, и она очень серьезная.
Для нас, конечно, несколько обидно, что не Академгородок получил этот статус, хотя мы были претендентами № 1, если говорить прямо. Но потом решили в пользу территориально обособленного образования, то есть опять же — это повторение того, что сделал Лаврентьев в Академгородке. Это нас заставляет думать, как стать достойным конкурентом, мы имеем весьма хорошие стартовые позиции, и у нас «Сколково» может появиться раньше, чем в Подмосковье.
Академгородок — это весьма престижный район Новосибирска. Как он развивается в этом статусе и удастся ли решить проблему строительства главного корпуса НГУ?
Академгородок спроектирован, построен очень хорошо и является большим богатством. Его можно оценивать в деньгах — стоимость земельных ресурсов, недвижимости здесь очень высокая. Естественно, это привлекает большой бизнес. Ведь что такое инновации? Вы должны учиться очень хорошо в университете, потом много лет работать в лаборатории, добиться какого-то успеха, и после этого вы выходите на какие-то бизнес-решения. А здесь все очень просто: вы берете лаврентьевский ресурс, продаете его с аукциона и немедленно получаете хороший доход.
Проблема Академгородка, несмотря на всю его мировую уникальность, в том, что это небольшой микрорайон огромного города. Мы, как ученые, сделали необходимые выводы и пошли во власть.
В прошлом году член-корреспондент Ляхов выбран депутатом городского Совета, а в этом году членкор Похиленко (они директора крупнейших научных институтов) выбран членом Законодательного собрания Новосибирской области. Мы намерены решать все проблемы в контакте с властью, обществом, бизнесом. Мы мыслим стратегически, как нас учил Лаврентьев.
Одна из составляющих ауры Академгородка — это лесные массивы, в которые он погружен. Дорогая земля, дорогая недвижимость, и желающих войти в Академгородок (застройщиков. — К.П.) очень много. Я два года назад стал председателем, и очень много потратил усилий со своими коллегами, чтобы вернуть этот процесс в разумное русло. Понятно, что развитие требует жертв, и сам Лаврентьев, сохраняя лесные массивы и заботясь о каждом дереве, понимал, что идти на жертвы надо.
Строительство главного корпуса НГУ — это проект примерно такого же уровня, как оперный театр, который украшает Новосибирск. И мы хотели бы, чтобы это было сделано, как делал Лаврентьев, на века, и чтобы мы этим гордились. К сожалению, участок, который выделен для главного корпуса, — всего 8 га. И на нем планируется построить здание площадью 126 тыс. кв. метров. Для такой площади нужен участок гектар 40, а тут всего 8. Попытка втиснуть его приведет к решению, которым мы не будет гордиться. Есть альтернативный участок с гораздо более худшим лесом — 23,6 га со стороны лабораторного корпуса. Есть ряд технических проблем, которые активно обсуждаются. Я надеюсь, что мы их решим, и решение будет сбалансированным. Участок в 8 га у университета никто не отнимает, и там можно будет что-нибудь построить, но здание 126 тыс. кв. метров туда просто не войдет. Не войдет и 55 тыс.
То есть вы выступаете за перенос стройки главного корпуса к лабораторному?
Конечно. 8 га можно использовать для какого-то университетского проекта, но чтобы он гармонично вписывался в среду.
Константин Пономарев
Фото автора
Источник: news.ngs.ru
