Наука и технологии |
Наука в СССР и в России31.10.07 Экономический анализ
Изначально я планировал лишь перевести в электронный вид и разместить в Сети ряд материалов, описывающих положение советской науки, однако в процессе их анализа я решил, что тема нуждается в более полном изучении, ведь она во многом связана с рядом проблем современной экономики России. Понимаю, что статья в итоге получается специализированной, но надеюсь читатель оценит важность темы и простит меня за обилие цифр и таблиц, без которых разговор теряет смысл и предметность. Прежде всего, хотелось бы сказать несколько слов, о той науке, которую мы потеряли. Наука СССР была одной из самых передовых в мире, прежде всего в сфере естественнонаучных дисциплин. Математика, физика, биология, химия и множество других разделов науки позволило вывести Россию в течение XX века с позиций второстепенной полуфеодальной страны в ряд передовых промышленных государств. Ведь Cоветский Cоюз был вынужден во многом создавать национальную науку с нуля (в стране, где 80% населения не знало грамоты, для развития полноценной науки просто не было кадров). До революции в России было всего 300 научных организаций, включая комитеты и комиссии, к середине 1920-х большевики открыли еще 70. К 1970-му году в стране насчитывалось 856 одних только вузов [2]. Резко возросло и число инженерных кадров: в 1928 г. в стране была 61 тысяча инженеров, в 1941 г. – почти 290 тысяч [3]. Повторюсь, науку создали практически с нуля, что не помешало добиться долговременного приоритета во множестве отраслей: космические исследования (начало которым во многом положила деятельность Королева), квантовая теория фотоэффекта (работы Тамма и Шубина), физика плазм (Ландау, Капица). Из более позднего периода напомню хотя бы работы по сверхпроводимости (Алферов, Гинзбург, Абрикосов), которые дали мировой науке достаточно значительный толчок. Учитывая, что у некоторых наших соотечественников слово «советское» является синонимом слова «плохое», приведем независимые данные, характеризующие место советской науки в мире. Общепринятым критерием в науковедении является число научных публикаций, т.е. опубликованных результатов исследований, вышедших за тот или иной период в стране. Их количественный учет уже много лет ведет Институт научной информации (США). Рассмотрим число публикаций (тысяч штук) по естественнонаучной тематике за период с 1981 по 1985 год, за конец советской эры [4].
Как мы видим, СССР находится на вполне достойном четвертом месте, опережая по числу публикаций все европейские страны, кроме Великобритании и ФРГ, да и от тех отставал не на много. Более того в самом начале 1980-х порядок стран-лидеров был иной: США, СССР, Великобритания, Япония, ФРГ, Канада [6], англичане и немцы смогли вырваться вперед лишь в период реформ, дезорганизовавших науку в СССР. Первый раз он провел 15 сравнений и установил, что СССР опережал прочие исследуемые государства по темпам роста 6 параметров, отставал тоже по 6, был на одном уровне по 3. В 1966 было проведено 23 сравнения, согласно этим оценкам СССР опережал эти же страны по 11, отставал по 8, по 4 был на том же уровне [7]. Второй вид сведений о советской науке – экспертные оценки, или просто-напросто воспоминания тех, кто знал и изучал советскую науку. Приведу два свидетельства. Первое Джона Меддокса (интервью 1988 года), американского ученого, редактора научного журнала Nature: «Советские исследователи заслужили большое уважение со стороны своих советских коллег. Советское научное сообщество изобилует талантливыми людьми, которые творчески работают над важными проблемами»[8]. Второе Александр Мигдала советского физика-теоретика, уехавшего из разваливающегося СССР в США в конце 1980-х годов: «Когда я приехал сюда (в США, - источник), моя производительность возросла. Но я знаю, что большинство идей, которые я развиваю здесь, родились там, в «продовольственных очередях». Все, что нам, теоретикам, необходимо, - это авторучка и немного бумаги плюс возможность обсудить свои идеи с коллегами. Все это мы имели в институте Ландау: воистину лучшего места для работы, чем наш институт в начале 70-х, я никогда не встречал» [9]. (Замечу, что лично Мигдал обходился не только не столько карандашом, он возглавлял лабораторию компьютерной физики при АН СССР). В чем секрет успеха советской науки? Попытаюсь выделить ее основные достоинства:
Как вспоминает З. Коробкина: «Работая с 1955 по 1973 г. в Узбекистане (после окончания Московского института народного хозяйства им. Г. В. Плеханова), я имела полное представление о том, что делается в интересующей меня области науки во всех 15 республиках. Благодаря всесоюзным конференциям всех коллег знала в лицо. Научные контакты еще укрепились с моим переездом на Украину. С распадом СССР они полностью разрушены» [12]. С точки зрения даже современного российского ученого это вещь достаточно тривиальная. Между тем Запад был жестко отгорожен от той же советской науки. Здесь сказывались: и идеологическая политика, и традиционный снобизм (вспомним, хотя бы отказ признавать исторический приоритет периодического закона Менделеева), и языковой барьер (советские ученые достаточно редко публиковались на Западе, а переводы русских статей на английский обычно были очень низкого качества). В результате возникали достаточно дикие коллизии. Как сообщает современный историк науки: «…многие опубликованные на русском языке результаты повторно «переоткрывались» за рубежом без ссылок на предметные русские публикации, причем большей частью не по злому умыслу, а по незнанию» [13]. Подтверждаю полностью, во всяком случае, применительно к математике: огромный корпус опубликованных несекретных научных работ просто неизвестен на Западе, хотя решаемые в них задачи были и остаются очень актуальными для ряда областей. Он начал приоткрываться западным специалистам лишь в 1990-е, после падения «железного занавеса». Разумеется я не утверждаю, что советская наука была лишена недостатков: были и избыток кадров, и случаи коррупции, и проблемы с внедрением изобретений на производстве, и низкие темпы развития. Беда в том, что эти недостатки, встречающиеся во всем мире, не только не исчезли со сменой режима, но даже усугубились. Для тех, кто верит в благоприятное влияние реформ на науку, привожу статистику естественнонаучных публикаций за период с 1988 по 1993 годы [14].
Как мы видим в результате перемен в стране рост числа публикаций в начале прекратился, а потом перешел в спад, в результате чего мы скатились с четвертого на пятое место в мире, при чем число публикаций уменьшилось примерно на треть. Этот кризис имел чисто материальные причины. Социологическое исследование «Жизнь московских ученых», проведенное в 1992 году показало, что 32,1% оценивает свое положение как катастрофическое, 47,7% – как тяжелое, 78,2% опрошенных заявили, что им постоянно не хватает денег на повседневные покупки, включая приобретения продуктов. При всероссийском опросе 4,9% ученых и технических специалистов заявило, что им периодически приходится голодать [15]. В таких условиях не до работы. В результате за период 1990-1993 году численность занятых в науке сократилась на 27% (на 24% в академической, на 30,4% в отраслевой). Кто-то сменил профессию, кто-то – страну. Уехал в США в частности академик А. Абрикосов (который за свои советские разработки получил Нобелевскую премию в 2003 году), директор Института высоких давлений. В одном из интервью данном за океаном он заявил, что «качественная еда очень способствует здоровью, работе и хорошему настроению» и посоветовал вывезти всех квалифицированных ученных из России, «а на остальных махнуть рукой» [16], потому что российской науке-де уже ничем не помочь. Комментарии излишни. Все бы ничего, если бы это влияло только на престиж страны, но спад науки приводил и к спаду в производстве, хотя бы качественному. Доля российских предприятий, выпускающих продукцию на основе новых технологий, сократилась с 60% в 1989 до 17,3% в 1993. К концу 1990-х их доля составила 6-7% от общего числа, и это в эпоху расцвета новых технологий [17]. А кому нужна морально устаревшая продукция? Часть можно продать на внутреннем рынке, хотя бы потому, что привозная продукция значительно дороже, но на международным рынке промышленность за спиной которой не стоит мощный научно-технический комплекс – неконкурентоспособна и обречена на прозябание, как и страна, живущая с технологиями вчерашнего дня. Рассмотрим две противоположные друг другу по технологическому уровню статьи экспорта: топливо (нефть, газ и т.п.) и средства производства. СССР не существовал за счет экспорта оборудования (большую его часть составляла конечная продукция), но и не был настоящим «сырьевым придатком». Вплоть до 1985 года сырье и энергия не превалировали к экспорте страны, в то время как экспорт оборудования оставался значащей составляющей торгового баланса [18], [19], [20].
Как мы видим за постсоветский период ситуация очень сильно деградировала, но в советском союзе она оставалась достаточно приличной. Во многом эта ситуация сохранялась, благодаря усилиям советской науки. Не только и не столько фундаментальной (результаты ее работы сказываются через десятилетия), сколько отраслевой, на долю которой приходилось 90% всех изобретений [21]. Сейчас существуют работы, которые оценивают вклад научных открытий, изменивших технологии производство в национальный доход СССР. Возьму например данные за 4 пятилетки 1956-1975 [22].
Данный показатель позволяет проследить изменения в экономической эффективности советской науки, но мало пригоден для международных сопоставлений, в зарубежной литературе аналогичных данных я не нашел. В качестве сравнения эффективности вложений в СССР и США можно предложить их влияние на производительность труда. Берем два исследования опубликованные в 1980 году. Советское констатирует изменение производительности труда на 0,43% в результате увеличения вложений в научные разработки на 1% [23], американское зафиксировало рост производительности в 0,06-0,1% [24]. Сравнительно низкая эффективность американских вложений, по мнению исследователя носила временный характер, но временно или нет, но незадолго до краха Советский Союз опередил США. Почему же в современной России прекратился рост технологий? Нельзя сказать, что это следствие исключительно упадка науки: российские ученые пострадали от катаклизмов в меньшей мере, чем их коллеги с Кавказа и из стран Средней Азии. Россия сохранила на 1993 год 90% публикаций от уровня 1990 года (22,3 тысячи), Казахстан – 72%, Азербайджан – 68%, Грузия – 55%. В целом по бывшему СССР, число публикаций сократилось до 80% [25] от уровня 1990. Благодаря отсутствию в тот период гражданской или внешней войны, больших производственных мощностях и резервах Россия в максимальной мере сохранила потенциал своей науки. Сейчас годовая численность публикаций в России, фиксируемых SCI, около 23 тысяч, страны дальнего зарубежья пережили за 1990-е годы резкий рост этого показателя как следствие развития информационных технологий, но мы хотя бы сохранили советские позиции [26]. Большинство современных ученых, работающих в области прикладных естественнонаучных разработок, могут позволить себе вполне достойный уровень жизни, в области фундаментальных наук все несколько сложнее, там затраты росли значительно медленнее, но и там определенные улучшения налицо. Почему же инновационная активность, внедрение новых подходов и технологий в производство стала столь низка (6,2% вместо советских 60%)? Проблема в том, что кроме открытия необходимо внедрение. Мало придумать и создать опытный образец, нужно еще запустить его производство. Но из-за перестроек и переделок в экономике этот процесс встал. В 1970-е годы еще шутили, что предприятия больше заинтересованы в повышении производственных затрат (это позволяло манипулировать отчетностью), чем в большей эффективности производства, но внедрение нового оборудования все же происходило. В годы же горбачёвской перестройки, с наступлением «демократии» и хозрасчета, на совершенствовании технологий поставили крест. По свидетельству бывшего Президента Академии наук Марчука «раньше эффективные разработки худо-бедно можно было пробить в жизнь с помощью планов по технике», а в годы перестройки пропала «заинтересованность предприятий в новшествах» и их внедрении [27]. Рынок, вопреки ожиданиям многих идеалистов, этой проблемы не решил. На бумаге все очень красиво: из-за конкуренции предприятия наперегонки спешат внедрять новшество в производство. На деле в 1990-е годы у большинства были просто другие заботы, все переключились либо на реализацию фондов для того, чтобы начать все сначала, либо избрали стратегию «пассивного выживания», затянули пояса стремились избегать всяких затратных перемен до лучших времен. У этого положения несколько причин. Первая из них, отход нового поколения «капиталистических менеджеров» от процесса производства. В начале 1990-х под влиянием всеобщего краха все фактически отказались от улучшений связанных с затратами, сосредоточившись на работе с финансами, рекламой, управленческой структурой. Сами менеджеры это называли переходом «от управления заводом к управлению компанией». Любые затруднения стремились разрешать не совершенствованием производства, а за счет рекламы или стимулирования персонала, не понимая, что человеческий ресурс без техники очень ограничен. Большинство предприятий действовало по принципу «если производство не справляется со спросом, необязательно строить новый цех или отказываться от заказов, можно разместить производство на другом предприятии» [28]. А что будет со старым – неважно. Никто не хотел заниматься скучным производственным процессом. Доходило до курьезов: например, на некоторых петербургских заводах за ненадобностью упразднили должность главного инженера [29]. В этих условиях новые технологии внедрялись сравнительно редко, «точечным» образом и мало помогали развитию предприятия, что только укрепляло менеджмент на курсе «удаления от производства». В итоге эта область оказалась просто потерянной для многих предприятий. К началу 2000-х многие управленцы уже слабо представляли, что и как конкретно делается у них в цехах. Курс, который в 1990-е еще можно было оправдать нехваткой собственных средств, пассивностью власти, политической и экономической нестабильностью, сегодня серьезно тяготит российскую экономику, но никак не желает исчезать. Несмотря на значительный рост расходов на науку, доля наукоемкой продукции в общем производстве России в 2003 году составляла лишь 0,3% (в США – 40%, в Японии – 30%, в Германии – 16% [30]), радикально прорыва вперед не происходит, хотя расходы на науку растут. Судя по современной статистике [31], можно предположить, что новые разработки просто не находят применения в деятельности предприятий. Им итак приходится бежать со всех ног, чтобы только не отстать от мирового уровня, на развитие принципиально новых идей не остается ни сил, ни средств. Возьмем для примера металлургию, вплоть до конца XX века ее основу составляли мартеновские печи (те самые, у которых «не смыкала наша Родина очей»). К концу 1980-х – началу 1990-х в японской и американской (за счет японских инвестиций) этот устаревший комплекс заменили на новые технологии [32]. В России этот комплекс не вполне заменен до сих пор за 8 лет его доля в общей выплавке сократилась с 36% до 20% [33], [34]. При этом по производительности труда и экономности производства мы по-прежнему отстаем от всех мировых конкурентов кроме Украины. Дело в том, что для обгона, а не просто латания дыр, которые мы упустили в эпоху перехода к рынку, просто нет времени и средств. По данным на 2001 год доля устаревшего основного капитала составляла 50-80% от общей массы [35]. Без его замены производства не просто становится неконкурентоспособным, но и рискует развалиться. Расходы на обновление основных фондов влияют на стоимость продукции, что опять-таки снижает ее конкурентоспособность по сравнению с иностранными образцами. Единственный способ переломить ситуацию – перехватить инициативу, думать на опережение и улучшать производство на основе разработок отечественной науки, чтобы не латать дыры с неизбежным отставанием в несколько лет, а самим задавать технологическую моду. Минусы этого пути в том, что он связан с большими затратами и большим риском. Одно дело идти за ледоколом мировой техники и внедрять проверенные образцы после других стран, когда уже ясно что и как менять, и главное эффективно ли нововведение. Если же, двигаясь впереди, мы сделаем ошибку, то положение предприятия, пошедшего на риск, только усугубится. Но если нововведение окажется удачным у предприятия или отрасли появляется шанс уйти в технологический отрыв. Подчеркну, речь не об аккумулировании дополнительных вложений в науку, они нужны для достижения мировых количественных показателей, но эта второстепенная, хоть и важная задача. Наука выжила и уже сейчас может предложить промышленности много проектов, опережающих технологии зарубежных коллег. Но чтобы реализовать любую инновацию в отечественной промышленности, нужны деньги для создания и специалисты для установки и отладки новшества. Первое, в конечном счете, может исходить только от государства, любо в форме игр со ставкой рефинансирования, либо в виде непосредственных инвестиций в отрасль. Деньги есть. Средства которые в настоящий момент находятся в стабилизационном фонде могут полностью покрыть все необходимые улучшение в нескольких секторах экономики на несколько лет вперед без использования инвестиций из других источников. Да ввод в экономику значительной части резервов составляют определенный риск и для государства, есть опасность, что желаемый эффект не будет достигнут в желаемые сроки. Потребует и должное обеспечение специалистами от инженеров до рабочих, контроль над финансовыми потоками страны, чтобы избежать нежелательных последствий от резких движений больших масс капитала. Неуверен, что эти меры нужно обязательно осуществлять в области металлургии или информационных технологий. Например, я совершенно не разделяю предубеждений против нефтегазового сектора, специализация экономики, в общем-то, нормальная вещь, одни ловят рыбу, другие делают пробки, третьи добывают нефть. Все продукты нужны миру, а в попытке охватить все и сразу есть что-то от болезненной жадности и обжорства, которое до добра не доводит. Необходимо выделить несколько отраслей наиболее перспективных с точки зрения спроса на мировом рынке, обладающих достаточным кадровым потенциалом для внедрения технологических новшеств. Инновации в нефтедобыче могут дать огромный финансовый эффект. В свое время американцы путем усовершенствования технологии разведки о добычи нефти смогли за 20 лет второе сократить себестоимость создания новых скважин в три раза [36]. Такое достижение в условиях современного рынка произвело бы эффект разорвавшейся бомбы, и страна достигшая подобных успехов могла бы очень многого добиться не только в сфере финансов, но и геополитики. Впрочем, вариантов много, но каждый из них требует определенного политического решения. Я не любитель параноидальных теорий и прекрасно осознаю, что власти и национальная элита заинтересована в экономическом развитии страны не меньше нас с вами. Беда в том, что любое решение связано с переменами, периодом реконструкции и потенциальными рисками. Человеку только что выброшенному бурным морем на незнакомый берег страшно двинуться с места дальше в неизвестность, но и ждать на одном месте до бесконечности нельзя, нужно двигаться вперед. Без этого нет и не может быть настоящего развития, настоящей жизни.
Никита Мендкович Источник: «Полярная Звезда» |
Имейте в виду, что теперь широкие массы, стряхнув с себя старую власть, взяли свою жизнь в собственные руки, они являются вершителями жизни, в которой и вам, представителям науки, принадлежит место. Но место это и вообще возможность работать будет зависеть от того, насколько значение науки будет понято массами, насколько они смогут на него посмотреть не как на праздничное времяпровождение, а как на тяжелый, необходимый и производительный труд. …Естественно поэтому в первую голову внимание государства будет обращено на те науки, которые помогают нам выявлять и применять наши естественные богатства, нужные разоренной войнами стране, т.е. науки математические, естественные и экономические.
