Наука и технологии |
Новая профессура28.02.07 Новые русские профессора совсем не клоны западных: рациональное мышление у них сочетается с глубиной и тонкостью мироощущения, а ответственность задается не столько должностными, сколько этическими нормами. На открытии Массачусетсского технологического института Авраам Линкольн сказал: «Лицо университета определяется библиотекой и профессурой». За полтора века требования и к библиотекам, и к профессорам изменились, но суть утверждения американского президента справедлива и сегодня.
Валерий Константинович — абсолютно уверенный в себе человек, энергичный и веселый, по ходу разговора рассказывает много смешных историй и сам часто и заразительно смеется. Мы беседовали с ним, собственно, о нем самом. — Что вы читаете студентам? — Я читаю теорию вероятности, матстатистику, эконометрику и эконометрическое прогнозирование. — Эконометрика — это что? — Эконометрика занимается количественными оценками. Она конкретизирует, корректирует или даже отбраковывает теоретические модели: эта модель правильная, но работает с такими параметрами и в таком интервале переменных, а эта не отвечает реальной практике. С удивительным упорством экономисты держатся за простенькие модели в виде прямых, верх сложности для многих из них — параболы, гиперболы. А в реальности динамика показателей обычно существенно сложнее: она нелинейна по параметрам, содержит сезонные компоненты и разного рода циклы. — То есть это прикладная наука? — Да. Есть, конечно, некоторые общетеоретические конструкции, но все ориентировано на практику. Эконометрика широко распространена на Западе: семь из десяти последних лауреатов Нобелевской премии в экономике — эконометристы. В тамошних вузах ее читают, наверное, лет тридцать. У нас начали читать пять-десять лет назад. Специалистов практически нет, используются западные кальки, а они не соответствует нашей действительности. Западная наука обычно предлагает решения для стабильной экономики, а у нас ситуация постоянно меняется. Поэтому я не просто читаю лекции, я разрабатываю новые методы, которые позволяют определять тенденции, готовить решения на коротких выборках. Я занимаюсь эконометрикой малых выборок. — А что вы прогнозируете? — Недавно, например, прогнозировал цены на жилье. Получилось, что, в принципе, с помощью одной и той же по типу модели (это логиста с дополнительным линейным трендом и двумя колебательными компонентами) можно моделировать и прогнозировать цены на жилье. Модель одна, а ее параметры для квартир разной площади, разных районов города и разных городов отличаются друг от друга. Я смоделировал опережающие индикаторы и определил время, через которое они начинают влиять. В результате можно считать, сколько денег надо на инвестиционные проекты и как они окупятся. — За такое исследование должны были ухватиться обеими руками… — Вы думаете, кто-то за это ухватился? Нет. Почему? Пока существует возможность зарабатывать не головой, пока можно безмерно повышать цены, организовывать тендеры и откаты, наука не будет особо нужна. — Студенты говорят, что на первой же лекции вы в качестве эпиграфа пишете на доске фразу «Существует только то, что можно измерить». — Да. Скажу больше. Когда я прихожу в аудиторию после другого лектора и вижу на доске оси координат, на которых нет единиц размерности, вижу кривые без аналитического выражения, то меня это просто шокирует. Я не педант, но в экономике ровно столько истины, сколько в ней математики. Многим же удобно оставаться в полусформулированных, неопределенных категориях, давать такие же неопределенные прогнозы и быть всегда заранее правым. Я не могу заставить себя верить, когда говорят, что за десять лет что-то в два раза увеличится. Если бы мне сказали, что за десять лет нечто вырастет, например, в 1,86 раза, вот с такими-то доверительными интервалами, и были бы обозначены условия, при которых это произойдет, то к этому нужно было бы прислушаться. В противном случае это скорее политическая и экономическая трескотня. Часто говорю своим студентам и аспирантам: вы — санитары экономического леса, всегда думайте, задавайте вопросы себе и другим, провоцируйте процесс мышления. — А будущие санитары экономического леса — это только математики? — И математики — экономисты по специальности «матметоды в экономике», и менеджеры. Есть известный рассказ о том, как к математику пришел молодой человек и сказал, что хочет стать его аспирантом. Математик с ним побеседовал и сказал: «У вас слишком мало воображения, идите лучше в поэты». Вот и эконометрика — это и наука, и искусство одновременно. У человека должно быть воображение, чутье, понимание. Практика должна быть. И внутренняя свобода. Из политехнического института — Когда вы занялись бизнесом? — Знаете, бывают в жизни судьбоносные моменты. Когда я вернулся из Германии ( Семенычев год стажировался в Дрезденском техническом университете на кафедре управления. — «Эксперт»), наш ректор предложил мне руководить проектом по прогнозированию ресурса авиационной техники. Меня это удивило, так как в группе почти все были докторами наук, и все старше меня. Я же тогда был относительно молодым кандидатом наук, имел много работ по статистической радиотехнике, вибродиагностике, но прогноз ресурса — новая для меня тема. Он пояснил: ты непредвзят, ты динамичен, — но объяснить, почему этот комплексный проект никак не может реализоваться при таком наличии ученых, он не смог. Подумав, что это очень напоминает групповой секс, в котором некоторые хотят сачкануть, я влез в это принципиально новое для меня дело. Прочел две книги, которые оказались главными в этом направлении, быстро провел многие решения. И дело пошло. Мы получали по десять-пятнадцать патентов ежегодно в течение трех лет. Я поехал на солидную конференцию, успешно сделал там доклад, и меня стали делить по научным школам. Слова «научная школа» я тогда не в полной мере понимал, поэтому стал говорить, что я из института, из политехнического. Но это не помешало ученым определить меня как ученика академика Писаренко. Я не знаю его работ до сих пор, но, видимо, я действительно как-то продолжил его исследования. Как часто у нас бывает, когда ты на одном месте работы себя показываешь, тебя быстро переводят на другое. Меня отдали в деканы и дали кафедру. Это был 1988 год. Я почувствовал свои силы, пришло ощущение собственной значимости, появился кураж. Тогда я и бизнесом занялся: создал малое предприятие «Информатизация современных технологий» и заработал приличные деньги. — На чем? — Сначала была банальная покупка-продажа кабелей связи, затем компьютеров, потом стали их собирать, позже — кое-что строить и проектировать информационные, диагностические системы. Чиновничество — Как вы оказались в областном правительстве? — Когда Титов стал губернатором, он меня как-то вечером (был конец 1994 года) пригласил в администрацию, проговорили мы до трех утра, и в результате было подписано распоряжение о назначении меня вице-губернатором по промышленной политике, информатизации и связи. — А почему согласились? — То было время надежд. Я знал, что действительно могу многое сделать. Чувство это, кстати, меня не покидает и сейчас, должен признаться. Но где-то через год возникло ощущение, что… Напомню строчку из песни группы «Пикник»: «Научили меня летать те, кто к камням прикован цепями». То есть я столкнулся с рутиной, с бесконечными представительскими функциями, с трудностями или невозможностью проталкивания хорошей идеи. И наоборот, я не мог мешать плохим идеям, потому что это затрагивает массу интересов. — Что вам удалось сделать за два с небольшим года вице-губернаторства? — Не так уж мало: при помощи Титова создал Фонд содействия конверсии, департамент поддержки предпринимательства и малого бизнеса, кроме того, Координационный совет по информатизации и связи. Писал программы по промышленной политике Самарской области, реформированию промышленности, может, чуть более мудрые программы, чем надо было. — Почему приняли решение уйти? — Я же специалист по системному подходу. Структура, отношения, связи, ограничения, условия — я такими категориями мыслю. Я пытался вести дела системно, задавал чиновникам странные, неудобные вопросы, я даже разговаривал с людьми на полном серьезе про синергетический эффект. Постепенно надежды, поиск, молодецкий задор стали во мне угасать, и я сам принял решение освободить людей от своего присутствия. С человеческим лицом — И куда? — Назад в институт. И в бизнес. Возврат был достаточно успешным, я создал несколько компаний, интеллигентных компаний с человеческим лицом. — В какой сфере был бизнес? — Я несколько раз организовывал, выращивал и продавал бизнес, взаимодействуя с молодыми предпринимателями. Пример удачного — пейджинг. Придя на областной рынок пейджинга пятыми, мы через год стали вторыми. Вторыми по объемам и услугам, но первыми по технологиям, по стандартам. Я попал в энциклопедию пейджинга. Умище-то никуда не скроешь, как в том анекдоте про Карла Маркса и дворника. Потом эта тема стала умирать, потому что появились сотовые телефоны. Я первый продал свой пакет акций, занялся радио, беспроводным интернетом и кабельным телевидением. — Вы были гендиректором «Самарских телевизионных приемных сетей», затем «Теленета»… — В какой-то момент я понял, что на телевидение приходит эра других стандартов, позволяющих обеспечить большее число программ. В стандарте MMDS можно было запустить до двадцати пяти программ, организовать интернет, что я и пытался делать. Я столкнулся тогда с очень мощным и неповоротливым компаньоном в лице областного «Связьинформа». У них была лицензия на связь, а у меня — на вещание. Для того чтобы эффективно работать, я судился с ними три года, отобрал у них лицензию. Некоторое время проработал, затем вынужденно, но выгодно продал свой бизнес. — Сейчас бизнесом не занимаетесь? — Стало неинтересно, как-то суетно. Правда, консультирую одну коммерческую структуру, готовлю два коммерческих проекта. Полукоммерческим можно считать открытие лаборатории «Информационные технологии в экономике и управлении» и академии Microsoft при аэрокосмическом университете. — Почему в университете? — А где еще я могу заниматься наукой? Сейчас университет получил деньги ( грант вузам, реализующим инновационные образовательные программы. — «Эксперт»), и я в восторге, что мне дали возможность написать новую книгу — «Эконометрическое моделирование инноваций». Я первый раз за последние годы делал любимую работу за хорошие деньги, представляете? Это такое счастье! Я за компьютером готов сидеть и вечерами, и в субботу-воскресенье, мне просто в кайф. В науке, как и в бизнесе, нужно бежать, чтобы не стоять. О профессуре — Вы себя считаете состоятельным человеком? — Если у меня Mazda MPS, если у меня в престижном районе Самары коттедж… — Другие профессора не вздрагивают, когда вы на навороченной «Мазде» подъезжаете к университету?
И еще насчет оценки профессорского достатка. Подъезжаю как-то к дому. Сосед держит в руках газету с очерком про меня и говорит с удивлением: «Валера, здесь пишут, что ты — философ… Как же так? Ты же нормально упакованный пацан!» — А что с профессурой сейчас происходит? — Есть ряд неглупых, обеспечивающих себя и довольных своей работой людей, их маловато. Часть преподавателей ушла в обслуживающие сектора: сертификация чужого оборудования, к примеру. Многие ушли в учебный бизнес, стали в той или иной форме брать деньги, далеко не всегда прилично. Недавно был возмущен: читаю лекцию по эконометрике и выясняю, что они не знают материала предыдущего курса, потому что лектор продал всем по этой теме методичку и поэтому не спрашивал, а студенты — не учили. Тем не менее считаю, что когда государство начинает устраивать охоту на пожилых ученых, продавших что-то иностранцам, или уверять, что коррупция в вузах больше, чем в администрациях, то это, по крайней мере, нечестно. Надо быть в ответе за тех, кого опустили. Известна мировая статистика, что бизнесом могут заниматься два-три процента людей. И думаю, что наша профессура в эти проценты почти не попадает. Молодежь идет в науку неохотно, зная, что практически на любой работе они будут получать больше денег и, возможно, уважения. — В западных университетах большой процент профессоров, совмещающих преподавательскую и бизнес-деятельность? И сколько они получают как профессора? — Процент большой. Благополучные профессора получают пятнадцать-двадцать тысяч долларов в месяц, а кто каменный совсем, те немного — меньше десяти тысяч. — Читать студентам лекции с финансовой точки зрения совершенно безумное занятие. Почему вы этим занимаетесь? — Дело, конечно, совершенно нерациональное, но я им занимаюсь, потому что считаю, что должен это делать. Природа дала более или менее нормальное здоровье, внешность, талант, энергию — надо же расплатиться. Хоть чуть-чуть. Кроме того, мне кажется, я оплатил свое право заниматься любимым делом — наукой. Оплатил напрямую — деньгами, собственно, недополучением денег, упущенными выгодами. Но сейчас я интенсивно готовлю и коммерческие, и полукоммерческие, и научные проекты. — А студенты и аспиранты в ваши проекты включены? — Да. Сейчас ребята у меня защищаются по физико-математическим, экономическим и техническим наукам. Дидро отдыхает. Возвращусь к вашему вопросу насчет того, как сейчас живет наша профессура: хуже стало тем, кто предъявляет высокие требования к себе, к студентам, к работе. Многие — в глубоком конформизме, просто выживают… О книгах и издательской политике — Фонд развития отечественного образования в 2006 году признал вашу книгу «Идентификация экономической динамики на основе моделей авторегрессии» лучшей научной книгой года. Вы много пишете? — После нее я за три месяца написал новую книжку. Не желая никого пугать, скорее из озорства, я написал на ней «часть первая». Но потом понял, что тем самым принял на себя обязательства, и пока она издавалась, я начал лихорадочно писать вторую часть. — А книги по эконометрике у нас издаются? — Издаются в основном маленькие книжки в форме шпаргалок: вопросы-ответы. Знаете, за что так ценятся русские математики в мире? Русские начинают решать задачу, не думая, смогут они ее решить или нет. У нас нет шаблонов, мы просто пытаемся решить — в отличие от, например, американцев или японцев, которые, если встречают незнакомые слова и не вспоминают что-то похожее, просто отказываются решать. Речь идет, конечно, о среднестатистическом большинстве. И это наше замечательное свойство мы можем вскоре потерять — издательская политика рецептурных мини-книжек этому явно способствует. — А что ваши студенты читают? — Читают то, что им предлагают прилавки. Например, обсуждаем на перемене «Заир» Коэльо. Я спрашиваю: и что поняли? Отвечают: все понятно. Я говорю: бросьте, бросьте, там сексуальные проблемы пятидесятилетнего мужчины, как в вашем возрасте вы можете это понять? Они рекомендовали мне Ричарда Баха — прочел, мне что-то неинтересно. Я говорю: а не пробовали русскую классику почитать? Субкультура, может, хороша для других стран, где ориентация на другие культурные ценности. Там нет русского страдания, рефлексии… Я заставил своих математиков посмотреть фильм «Игры разума» про великого экономиста-математика Джона Нэша. Он шизофреник, но это личность. Пусть увидят, как он создавал теорию игр, это здорово! Беру на себя роль еще и дядьки, который должен учить культурно говорить. Их речь — полное безобразие. Я этим между делом, конечно, занимаюсь, но настойчиво: не «извиняюсь», а «извините»; не «длиньше», а «длиннее»; не «ложить», а «класть». Дети Excel — Вы работали деканом в конце восьмидесятых годов. Сильно изменились за двадцать лет студенты? — Существенно упал общий уровень культуры и нравственности. Один эпизод: студентка решает задачу разными способами и получает несколько разных ответов, и все неправильные. Я говорю: знаете, правильный ответ один, а все остальные — неправильные. Это как с семьей: все счастливые семьи похожи, а всякая несчастная несчастлива по-своему. Она вернулась к своему столу, открыла тетрадь и попросила повторить фразу про семью. Смотрю, она пишет: Семенычев, двоеточие — и дальше эта фраза. Я растерялся и говорю: вообще-то это не я сказал. Она: а кто? Кто может сказать так умно? Ваш друг? Я говорю: мы, конечно, близки духовно, но вообще-то это великий русский писатель, в частности, он описал известное дорожно-транспортное происшествие. Вы думаете, кто-нибудь сразу среагировал? — А еще какие-то изменения видны? — Образовательный и нравственный уровень студентов упал, но вырос прагматизм. Они же дети Excel , они адаптированы под условия. Они готовы на многое, даже на лишнее. Например, можно с вами договориться? Но адаптация у них странная. С одной стороны, с явной эрозией нравственных ценностей: как «купить» преподавателя, как устроиться по жизни, как выгодно выйти замуж. С другой стороны, появилась хорошая прагматика. Если студент понимает, что ему это надо, чувствует, что преподаватель действительно его учит, тогда он будет пахать. — Как студенты воспринимают ваши курсы? — Нормально. Я недавно читал на втором высшем образовании курс эконометрики. На первую лекцию пришло двадцать человек из ста двадцати, на вторую — около тридцати, потом сорок и т. д. После четвертой лекции они стали проситься ко мне на диплом. И тут я понял, что я их «взял». Диплом у них через два года, а они уже в очереди. Почему? Потому что они почувствовали, что я выкладываюсь. Я им сказал просто: ребята, я не репродуктор информации, я знаю, о чем говорю. Это явление им не в полной мере знакомо, чтобы преподаватель знал, о чем он говорит. И студенты, которые платят за второе высшее образование, говорят прямо: я за свои деньги хочу купить хороший товар. Это звучит по отношению ко мне, может, несколько необычно: меня покупают. Но все равно это здорово, они стали понимать, они мне доверились. Когда я их спрашиваю: ребята, зачем вам экономическое образование, они говорят: мы хотим быть хозяевами своего дела. — Что скажете насчет умственных способностей детей Excel ? — У меня на лекциях постоянно идет тестирование. Я провоцирую их вопросами, шутками. Пример: купим это за рубль, продадим за три, а вырученные два процента будет использовать как прибыль. Не всегда сразу реагируют. Но в конце концов они начинают смеяться. Это очень важно, потому что смех — это понимание. Раз смеются, значит, поняли, а иначе будут жить на эти два процента. В целом же не глупее нас будут. Дополнительный материал к статье «Новая профессура» Ориентация на аэрокосм Самарский государственный аэрокосмический университет им. академика С. П. Королева (СГАУ) не спутаешь с другими вузами города: возле него вознесся в небо многоразовый космический корабль «Буран». В мае прошлого года университет стал одним из победителей конкурса вузов, реализующих инновационные образовательные программы. Сегодняшнее положение дел с освоением космоса сильно отличается от ситуации полувековой давности. Тогда само наличие национального космического проекта и создание под него в Куйбышеве научно-производственных площадок позволило вузу участвовать в проектировании первого в мире авиационного двигателя, работающего на водороде, ракет-носителей «Энергия» и «Союз», космической станции «Мир». Сейчас масштабного внешнего заказа нет, да и отрасль совсем не в лучшем состоянии. Какой инновационный ход в такой ситуации предложил СГАУ? Профессор Виктор Сойфер, ректор СГАУ, утверждает, что, несмотря на то что в некоторых направлениях кадровой подготовки наша система образования безвозвратно отстала от мирового мейнстрима, в ряде направлений мы вполне конкурентоспособны, в том числе в авиационно-космической сфере. Выпускников СГАУ с удовольствием берут на работу в НАСА, «Боинг», «Аэроспасьяль». И иностранцы в университете учатся: представители африканских стран в основном осваивают специальности по эксплуатации авиационной техники, а по ракетно-космической тематике специализируются китайцы. Программа университета называется «Развитие центра компетенции и подготовка специалистов мирового уровня в области аэрокосмических и геоинформационных технологий». «Мы в этой программе, — рассказывает Виктор Сойфер, — сфокусировали все, что делалось в нашем университете в плане инновационной деятельности и предыдущими поколениями, и нами. Ориентирована программа на аэрокосмический кластер Самары. Речь идет прежде всего об информационных космических технологиях». IT-технологии действительно пронизывают всю программу университета. Самарский ракетно-космический центр «ЦСКБ-Прогресс» выпускает спутники, занимающиеся дистанционным зондированием Земли. На базе университета создается Поволжский центр космической геоинформатики, чтобы принимать, обрабатывать и практически использовать получаемые изображения поверхности планеты. В российской армии такие центры имеются, а вот работающих на гражданские задачи в стране почти нет. А запрос на спутниковые изображения есть. Оптическое разрешение техники таково, что хорошо видны дороги, улицы, газопроводы, сельхозугодья, леса. Для чего эти снимки могут использоваться? Для предотвращения катастроф, картирования местности, составления кадастров различного рода. Кроме того, со спутников можно вести наблюдения в ультракрасном диапазоне, что позволит получать ценную информацию для нефтяников, газовиков, геологов. Другое применение информационных технологий — автоматизированное проектирование. Наиболее конкурентоспособные зарубежные аэрокосмические компании сейчас перешли на принципиально новый подход проектирования, конструирования и производства изделий на основе CAE/CAD/CAM/РDM-технологий. Попросту говоря, с помощью интегрированных IT создаются трехмерные прототипы проектируемых изделий, например сложные в изготовлении лопатки авиационных двигателей. Наконец, и сам процесс обучения во многом стоит на информационных технологиях. По мнению Виктора Сойфера, информатизация не измеряется количеством компьютеров, а определяется активностью использования людьми электронных ресурсов. «Тенденция в мире сейчас такова: постоянно растет сегмент дистанционного образования, а аудиторных занятий становится все меньше. А для дистанционки требуется колоссальное программное обеспечение и средства перевода контента в удобные для обучения электронные формы. Наша специфика еще и в том, что многие специалисты аэрокосма — люди пожилые. С их уходом могут уйти знания. Поэтому, используя IT, нам нужно обеспечить преемственность, сохранить тот огромный потенциал, который накоплен в области аэрокосмических технологий». В СГАУ создан межвузовский медиацентр, в котором работают студенты, преподаватели, инженеры, работники предприятий-партнеров. Медиацентр выполняет функцию регионального, организуя доступ по скоростным каналам к мировым информационным ресурсам. Там же ведется часть научных работ, например работы по матфизике с высокой вычислительной сложностью. СГАУ не просто стал одним из победителей конкурса инновационных вузов — в рейтинге двухсот участников он занял третье место. Так что самарские наработки можно смело причислить к авангарду вузовской инноватики, а на примере СГАУ увидеть черты, присущие современному российскому инновационному учебному заведению. Во-первых, наличие в вузе прикладных научных работ. Тут СГАУ есть что предъявить. В университете создан новый материал — металлорезина с уникальными свойствами, сформулированы основы конструкционного демпфирования и виброзащиты, оптимизированы процессы горения в камерах сгорания авиационных и ракетных двигателей, изобретены и исследованы дифракционные оптические элементы на алмазных пленках для ИК-диапазона и др. Это и есть первая черта инновационного вуза — включенность в развивающиеся отрасли или кластеры, которым требуются научные разработки. В наши дни развитие часто задается не от отрасли к университету, а наоборот. Во всяком случае, в большинстве Силиконовых долин именно университеты становятся центральным элементом, который вытягивает всю отрасль, а чаще — кластер. СГАУ и в рамках этой программы, и вообще активно сотрудничает как с властью, так и с бизнесом. И это вторая черта инновационного университета — множественность кооперативных действий. В реализации инновационной программы участвует несколько десятков различных организаций. Среди стратегических партнеров — правительство Самарской области и РКЦ «ЦСКБ-Прогресс». Совместно с Самарским научным центром РАН создана региональная научно-образовальная сеть, к которой подключены более 30 крупных корпоративных клиентов: Институт систем обработки изображений РАН, Волжский филиал ИМЕТ им. А. А. Байкова РАН и др. Учит университет, как и положено современному вузу, тоже кооперативно — не только выпускников школ и не только «своих»: проводятся летние школы по космонавтике для студентов аэрокосмических специальностей европейских университетов, совместно с НОУ ВПО «Международный институт рынка» реализуются программы повышения квалификации инженеров аэрокосмического кластера в сфере управления инновациями. Третья черта — иной способ обучения. Ничего особо мудреного: объединяются учебный, научный, инновационный, консультационный и бизнес-процессы. И организуется участие студентов во всем этом. Теория и экспериментальные разработки упаковываются в проекты, тогда и само обучение становится проектным. В такой ситуации, считают в СГАУ, возможно формировать инновационный тип мышления. В научно-исследовательскую работу включено, по оценкам преподавателей, примерно полторы тысячи студентов. Совместно с Европейским космическим агентством реализуется молодежный космический проект по созданию малых спутников. В следующем году будет запущен космический аппарат «Фотон-М-3» в рамках программы студенческих научных экспериментов в космосе. В общем, за счет инновационной программы строится кадровая машина для аэрокосмической отрасли. В СГАУ полагают, что завоевание лидирующих мировых позиций в подготовке специалистов для аэрокосма — это реальный путь развития и университета, и региона, и отрасли. Марина Галушкина Источник: «Эксперт» |
Ситуация с российскими преподавателями вузов ровно противоположная: у большинства из них ведущая практика — преподавательская. Однако появляются в наших университетах и совсем другие профессора. Пока их немного, говорить о тенденции еще рано, но, возможно, это первые признаки ее зарождения. Один из таких людей —
— По-разному. Сейчас профессура тоже стала разная. А по поводу вздрагивают — не вздрагивают был эпизод, когда мне пытались отказать в праве защищать диссертацию с той мотивировкой, что я не экономист по образованию и написал-то ее за два года. Это при том, что я руководил несколькими предприятиями восемнадцать лет! Я знаю, к сожалению, как зарабатывать. Лучше бы не знал, тогда верил бы в чистоту и простоту этого дела. И не ради звания я писал диссертацию, а ради права преподавать то, что мне нравится.
