21.01.10
Российская венчурная компания призвана оказывать поддержку инновационно-технологическим компаниям, которые уже прошли стадию НИОКР. О сегодняшнем дне и о перспективах этого института развития нам рассказал генеральный директор ОАО «РВК» Игорь Агамирзян.
Игорь Рубенович, почему в России такая пропасть между новаторскими научными идеями и их внедрением?
— Венчурные инвестиции — это не освоение средств, а вложение капитала, потенциально приносящее высокий уровень доходности. При этом механизмы венчурных инвестиций на самом деле — только инструмент для обеспечения механизмов финансирования инновационного развития, а не самоцель.
Одна из проблем (но не единственная) состоит в том, что механизмы финансирования инновационного развития у нас в стране эффективно никогда не работали. Такая ситуация имеет исторические корни, связанные с индустриальной модернизацией. В экономике Советского Союза приоритетом было производство средств производства (группа А). Особенность же постиндустриальной экономики — ориентация на потребителя конечного продукта.
Востребованность технологических инноваций у нас в стране огромная, но поскольку индустриальная структура экономики не способна их обеспечить, эта востребованность уходит на зарубежные, глобальные рынки. Вот лишь один из примеров. На рынке мобильной связи в нашей стране хорошо заработали глобальные производители сотовых телефонов, аппаратуры связи, среди которых наших компаний нет. А из российских игроков сделали деньги только операторы, чья маржинальность ниже, чем у производителей конечного продукта.
Почему не востребованы ориентированные на конечного потребителя инновации в индустриальном секторе (отсюда и разрыв между научными идеями и их внедрением)? Базовая причина, на мой взгляд, в низком уровне конкуренции.
Достаточны ли, на Ваш взгляд, предпринимаемые государством меры для создания отечественных инновационных компаний — лидеров на рынке высоких технологий?
— Если бы в настоящий момент существовала какая-то крупная транснациональная компания с корнями из России, занимающаяся продвижением на глобальных рынках российских технологий, а возникновение и развитие этой компании было результатом мер, предпринимаемых государством, то можно было бы говорить, о том, что эти меры достаточны. На сегодняшний день государство предпринимает, скорее, необходимые меры. Оценивать надо по результату, а масштабного результата, позволяющего говорить о достаточности, пока нет.
Ситуация на самом деле довольно сложная. У нас есть некоторое количество инновационных компаний, являющихся глобальными игроками и даже лидерами в конкретных нишевых областях. Как правило, это компании IT-сектора, в первую очередь софтверные. Но они появились и развивались без государственной поддержки. Многие из них, реально являясь российскими компаниями, действуют на глобальных рынках из других юрисдикций — потому что так удобнее, эффективнее, дешевле.
Отчасти это происходит из-за нестыковки нашего законодательства с зарубежными правовыми нормами...
— У нас вообще корпоративное законодательство не приспособлено к нуждам реальной экономики, оно совершенно не учитывает специфику инновационных, проектных компаний. Например, для всякого рода инжиниринговых и IT-компаний единый социальный налог превратился в основной налог. Потому что если у компании практически нет материальных активов, а единственным активом является серое вещество в головах её сотрудников, то ЕСН становится основным налогом. В связи с переходом от ЕСН к страховым взносам в 2010 году проблема для таких компаний обострится. И это лишь одно из проявлений неприспособленности нашей законодательной среды к инновационно-технологическому развитию, к постиндустриальному бизнесу, базирующемуся на нематериальных активах.
Но и говорить о том, что инновационно-технологическое развитие в нашей стране не происходит, неправильно. Положительные примеры есть, и очень важно раскручивать их как истории успеха. В этом смысле награждение Евгения Касперского Государственной премией является очень хорошим, демонстративным выражением приоритетов государства. Правда, Касперский, на мой взгляд, не единственный человек, который заслуживает такой оценки...
Какова основная задача Российской венчурной компании как института развития? В чём её отличие от других институтов?
— Институты развития, вообще говоря, должны составлять некоторую целостную систему. На последних заседаниях Комиссии по модернизации и технологическому развитию экономики под председательством Дмитрия Медведева как раз ставился вопрос о координации деятельности институтов развития, которые фокусируются на разных фазах инновационного развития. Президентом была сформулирована задача создания инновационного лифта, так сказать, «зелёного коридора» для инновационных компаний — когда становится ясно, от какого института развития компания должна получать поддержку на том или ином этапе своего развития.
В этом смысле Российская венчурная компания играет ключевую роль — мы находимся в середине процесса, оказывая поддержку тем инновационно-технологическим компаниям, которые уже прошли стадию НИОКР, но ещё не вышли на уровень масштабности проектов «Роснано» или «Внешэкономбанка». Поэтому мы активно взаимодействуем с другими институтами развития — как сверху, так и снизу в этой цепочке. В сотрудничестве с Фондом содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере (Фондом Бортника) мы создали Фонд посевных инвестиций Российской венчурной компании. По ряду направлений взаимодействуем с «Роснано», в частности, по разработке институциональных мер. Сформировали совместную рабочую группу по правовому оформлению такой организационно-правовой формы для венчурных фондов, как инвестиционное товарищество. Не так давно мы согласовали наши предложения с Российской ассоциацией прямого и венчурного инвестирования (РАВИ), депутатской группой Госдумы и передали предложения в Министерство экономического развития. У нас также есть предварительные договорённости с «Роснано» о создании рабочих групп по другим направлениям работы, например, по образовательным программам.
Считаете ли Вы, что задача модернизации — создание инновационно-ориентированной модели экономики?
— Я действительно так считаю. У нас многие модернизационные процессы связаны с догоняющим развитием — как в технологическом, так и в организационном аспекте. Это не очень сложно. Сложнее не технологическая, а организационная модернизация. Иногда возникают парадоксальные вещи, когда технологическая модернизация без соответствующей организационной модернизации либо не приносит пользы, либо даже приносит вред. Например, если в системах учёта энергопотребления начать устанавливать интеллектуальные счётчики со смарт-картами, рассчитанными на оплату через банкомат или по Интернету, но при этом не изменить организационные механизмы системы оплаты, то в реальности с этой смарт-картой придётся идти к оператору, который от руки будет выписывать квитанцию. Совокупные затраты от такой модернизации только повышаются.
Догоняющая модернизация должна сочетать и технологическую, и организационную составляющие.
Похоже, с электронным правительством та же история происходит...
— Лично для меня эта тема очень болезненная, поскольку в 2000—2001 годах я принимал активной участие в разработке программы «Электронная Россия». Обидно, что прошло восемь лет, и ничего не изменилось. Электронное правительство — показательный пример того, что технологические модернизационные механизмы абсолютно неработоспособны без параллельного внедрения организационных модернизационных механизмов. В частности, без механизмов взаимодействия между ведомствами, внедрения концепции «одного окна».
Кстати, то, что говорил президент о выдаче водительских прав, в августе я испытал на себе — нужно было менять права в связи с истечением срока действия, и мне месяц пришлось ждать подтверждения из Питера ранее полученных прав. Ещё одна история для меня связана с регистрацией в ноябре Фонда посевных инвестиций РВК, когда мне пришлось отстоять три часа в очереди в 46-й налоговой инспекции.
В своих выступлениях Вы не раз говорили об экосистеме инновационно-технологического предпринимательства? Что она собой представляет?
— По существу, такая экосистема представляет собой всю совокупность участников рынка и взаимосвязей между ними. Её особенность в разнородности; она не может состоять из однотипных участников. В классической биологической экосистеме всегда есть трофические цепи. Аналогично, и в экономической экосистеме всегда есть разные типы компаний, и развитие происходит не в вакууме, а во взаимодействии сложной сети разработчиков, производителей, поставщиков, сервисных организаций и т. д.
В развитии любой инновационно-технологической компании есть определённые этапы. В самой простой модели венчурных инвестиций принято выделять предпосевную фазу, посевную фазу, стартап фазу, фазы раннего роста, расширения и т. д. На конечном этапе существования компании обязательно появляется стратегия выхода — или продажа стратегическому инвестору, или выход на публичный рынок. Но это одна сторона дела.
Для того чтобы компания смогла всю эту цепочку пройти, должны быть участники рынка, поддерживающие её на всех этапах. К примеру, без юридических, консалтинговых или учебных компаний, которые, вроде бы, и не нужны, рынок не может работать. Такие сервисно-ориентированные компании сами по себе не слишком привлекательны с точки зрения венчурного уровня возврата инвестиций, поскольку объём их бизнеса линейно зависит от используемого ресурса.
Венчурными же компаниями являются те, в которых возможно достижение нелинейного, а в идеале экспоненциального роста. Как правило, это продуктовые компании либо компании, оказывающие сервисы через автоматизирующую систему, не требующую привлечения дорогостоящего человеческого ресурса.
И те и другие компании в совокупности образуют экосистему. На периферии такой экосистемы — то, что задаёт правила игры, институты.
Непременным условием инновационно-технологического предпринимательства является участие транснационалов — якорных компаний. Без них невозможно развитие более низких уровней системы, поскольку они приносят международную экспертизу, стандарты глобального ведения бизнеса. Замечательный пример — IT-рынок в России. При всех его недостатках он обладает одним несомненным достоинством — он абсолютно унифицирован с мировыми моделями, абсолютно интегрирован в глобальные цепочки.
И в чём причина?
— Единственная причина в том, что этот рынок создавался в постсоветский период с участием и под влиянием транснациональных компаний, которые принесли в Россию принятые во всём мире стандарты ведения IT-бизнеса. На сегодняшний день это наиболее зрелый рынок в России. Именно поэтому на глобальных рынках на сегодняшний день из высокотехнологических компаний работают в основном IT-компании — «Лаборатория Касперского», ABBY, Parallels, Транзас и др.
В 2009 году РВК запустила фонд посевных инвестиций с предполагаемым объемом капитализации в 2 миллиарда рублей. Каковы критерии отбора проектов?
— В Фонде посевных инвестиций особый механизм частно-государственного партнёрства, который заключается в том, что государственные и частные деньги смешиваются не на уровне фонда, а на уровне проекта. Соответственно, критерием отбора проекта для Фонда посевных инвестиций является наличие частной инвестиции. Это как знак качества — если под проект даны частные деньги, то Фонд готов его софинансировать. Однако даже при наличии частной инвестиции, Инвестиционный комитет Фонда может не принять проект.
С декабря идёт регистрация венчурных партнёров. Сейчас полностью оформлено пять заявок, две — в работе. До конца января мы ожидаем ещё 10 заявок, и до конца года примерно пятьдесят.
Модель нашего Фонда посевных инвестиций не совсем традиционна. Но она в значительной мере закрывает такую дыру рынка, как отсутствие эффективных, обеспеченных бизнес-ангелов. На развитых рынках их доля в посевных инвестициях весьма существенная, у нас же она составляет всего доли процента. К тому же из-за отсутствия адекватной организационно-правовой формы в России неэффективно создавать маленькие фонды. А выбранная нами модель Фонда как централизованного фонда с венчурными партнёрами решает и эту проблему, моделируя большое количество мелких фондов, но в эффективной форме. Кроме того, эта модель рассчитана не только на инкубацию венчурных проектов, но и на подготовку венчурных команд.
Каковы основные направления инвестирования, предусматриваемые Стратегией РВК?
— Созданные к настоящему времени семь универсальных венчурных фондов обеспечили достаточно большее предложение капитала на рынке. Сделав анализ рынка, мы приняли решение сфокусироваться на создании специализированных фондов, закрывающих провалы, дыры рынка. Первая из таких дыр — посевная стадия, о чём я сказал выше. Но есть и другие
В этом году мы намерены создать кластерный фонд биотехнологий и фармацевтики. Другим недоинвестированным сегментом, где у нас есть хороший потенциал конкурентоспособности на глобальных рынках, является робототехника, встраиваемые системы. Сейчас мы изучаем вопрос о создании кластерного фонда для этого перспективного технологического направления.
Огромная дыра — в создании инфраструктурных элементов экосистемы. Мы предполагаем создание специализированного инфраструктурного фонда для поддержки таких компаний, которые необходимы для эффективной работы экосистемы инновационно-технологического бизнеса. Например, у нас почти нет консалтинговых компаний, специализирующихся на оформлении прав интеллектуальной собственности. Нам также нужны маркетинговые агентства и компании, поддерживающие вывод продуктов высокотехнологических российских компаний на глобальные рынки.
Ещё одна задача, которую надо решать комплексно — это тренинговые программы обучения технологическому предпринимательству. Предприниматель — это склад ума, научить этому невозможно. Но дать базовый набор знаний того, как работают глобальные рынки, необходимо.
В ряде вузов, например, в МГУ имени М. В. Ломоносова, подобные программы уже вводятся...
— Мы открыты для сотрудничества. У нас есть предварительные договорённости с Академией народного хозяйства при Правительстве РФ, с Высшей школой экономики.
На мой взгляд, наряду с вузовскими программами необходимо создавать специализированные тренинг-центры, интегрировать обучающие программы в инфраструктуру особых экономических зон, бизнес-инкубаторов, технопарков.
Просветительство — это тоже компонент экосистемы. На 2010 год РВК запланировало просветительские и консультационные программы для регионов. И, надо сказать, интерес к таким программам со стороны регионов огромный.
Могут ли объектами посевных инвестиций стать бизнес-инкубаторы при университетах, а также малые инновационные предприятия при вузах, создание которых теперь разрешено 217-м федеральным законом?
— Реципиенты 217-го закона — очевидный объект для посевных инвестиций. Одна из причин, по которым мы сотрудничаем с Фондом Бортника, в том, что он даёт pipe line, поток компаний, прошедших грантовое финансирование НИОКР. Предполагаю, что значительная часть создающихся по этому закону компаний в той или иной форме, по тем или иным программам с Фондом Бортника сотрудничает. Соответственно, они потенциально подпадают в pipe line Фонда посевных инвестиций. А дальше — вопрос о венчурном партнёре, который их подхватит. Возможно, несколько инновационных компаний при одном вузе будут заинтересованы в том, чтобы создать своего собственного венчурного партнёра.
Вопрос о технопарках, научных парках, бизнес-инкубаторах — более сложный, поскольку это инфраструктурные объекты. С нашей точки зрения, Фонд инфраструктурных инвестиций мог бы с ними работать, точнее, сфокусироваться на инвестициях в компании, оказывающие сервисные услуги тем, кто будет в этих объектах находиться. К таким услугам относится аутсортинг бухгалтерии, юридические услуги, услуги экспресс-доставки почты и любые другие востребованные услуги. Это и есть инфраструктурные элементы экосистемы, например, технопарка. В методологически правильно построенных технопарках все эти элементы играют на решение общей задачи — развития. Очень полезно, когда в технопарке есть общее кафе, в котором сотрудники стартапов могут неформально общаться с сотрудниками транснациональных компаний. В ходе такого общения осуществляется неформальный транфер экспертизы и одновременно поднимается информация о новых интересных проектах стартапов, выстраиваются те самые технологические цепочки. По такой модели строится IT-парк в Татарстане, проект финской компании «Технополис» в Питере.
Вообще высокотехнологический бизнес — он не про технологии, он про людей, способных этим бизнесом заниматься.
Игорь Рубенович, вопрос личного свойства. Почему Вы приняли предложение возглавить Российскую венчурную компанию, особенно если учесть трудности, которые пережила РВК в связи с проверками её деятельности?
— В моём профессиональном опыте, как мне представляется, это естественный этап. Я начинал как научный сотрудник, потом как технический специалист в бизнесе, и мне в своё время было интересно заниматься конкретными технологическими проектами. Потом стал изучать модели бизнеса вокруг этих технологических проектов или продуктов. Я прошёл хорошую школу участия в разных сегментах международного бизнеса, связанного с высокими технологиями, с программным обеспечением. Затем меня заинтересовали механизмы построения компании, обеспечивающие этот бизнес. А сейчас для меня наиболее интересен мета-уровень — построение инфраструктуры, той самой экосистемы для того, чтобы такие компании могли создаваться и эффективно развиваться. Этот путь я расцениваю как вполне естественное личное развитие.
С другой стороны, предложение работать в РВК мною воспринималось, как некая возможность сделать ещё что-то полезное. Возможность, которую грех упускать. Ведь если не получится, то тебе некого будет винить, кроме самого себя. А вот если ты не согласился, и получится у кого-то другого, а не у тебя, то ты всю жизнь будешь жалеть о том, что сам не попробовал.
Я абсолютно убеждён в том, что задача модернизации экономики, перевод экономики на инновационную модель развития — это реальная неизбежность, потому что это вопрос, от которого зависит существование нашей страны. То, что формально называется «постиндустриализацией», реально является сменой общественно-экономической формации. Для России чрезвычайно важно пройти этот путь.
Так что когда я получил это предложение, то посчитал для себя необходимым его принять.
Надеетесь избежать того, что произошло с РВК до Вашего назначения?
— Это вопрос отношения к рискам. В инновационно-технологическом бизнесе неудачи неизбежны. И вопрос о рисках в отношении государственных бюджетных средств — вопрос принципиальный. Поэтому в нашей новой инвестиционной политике мы очень аккуратно сформулировали понятие портфеля РВК и требование того, чтобы этот портфель в целом был безубыточным. В частности, подразумевается, что отдельные его компоненты могут быть неприбыльными, даже на уровне фондов. Портфель РВК состоит из фондов, а портфели фондов из компаний. Но даже если одна компания из наших фондов окажется прорывной, то её прибыль может покрыть убытки всех остальных.
Самое главное, я чувствую очень существенную поддержку со стороны руководства Минэкономразвития и Минобрнауки. Удалось наладить работу Совета директоров, в который входят оба министра, а также руководитель Федеральной антимонопольной службы. На мой взгляд, работа компании стала достаточно эффективной. Мы вышли в конце года на Совет директоров с подробным бизнес-планом и проектом бюджета на 2010 год.
Сегодня я думаю, что все те задачи, которые я перед собой ставил на первом этапе работы, я реализовал.
Анна Горбатова
Источник: www.strf.ru
