15.09.09
О том, как эффективно организовать научные исследования в нашей стране, рассказывает молодой учёный , руководитель группы молекулярных инструментов для иммунологии и нейробиологии ИБХ РАН.
Скорее всего, все изложенные ниже тезисы очевидны практически всем, кто занимается проблемами организации науки в России. И, скорее всего, исходящие от рядового кандидата наук, они слишком наивны и легко опровергаются суровыми реалиями. Наверное.
Однако, ни в интернете, ни тем более на телевидении большинство этих вопросов толком не поднимаются. То есть некоторая вялая дискуссия постоянно происходит, но скорость и интенсивность её течения такова, что первый поднятый пункт забывается уже по мере обсуждения третьего. И главное — практически ничего не делается.
По этой причине я набрался смелости всё-таки изложить в письменном виде те несколько решений, которые кажутся мне: а) полезными, б) реальными и в) предпринятые в совокупности — эффективными для нормального развития фундаментальной и фундаментально-прикладной науки, составляющими базу для построения технологичной экономики, о которой так много говорится. По крайней мере, эти соображения видятся мне верными для области естественных наук и связанного с ними будущего фармацевтики, медицины и сельского хозяйства.
1. Необходимо строить новые институты
В непосредственной близости от крупных городов. Полноценные институты, оснащённые всей необходимой инфраструктурой, системами вентиляции, складирования реактивов, системами пожаротушения, централизованной подачей газа, сжатого воздуха, углекислого газа, и т. д. С общежитиями, спортивными площадками и детскими садами, так как молодые мамы в науке составляют существенную часть рабочей силы. С привлечением специалистов и компаний, имеющих опыт строительства эффективных научных комплексов в Европе (EMBL), США (Howard Hughes, etc.), Японии (Riken).
На основе открытого конкурса, международного индекса цитирования (см. ниже) в эти институты отбираются новые группы и лаборатории, им выделяется существенный бюджет на создание стартапов, причём на пять лет вперёд, по прошествии которых проводится переаттестация руководителей на основе опять же открытого конкурса. Старые институты сливаются, освобождая устаревшие здания школьного типа. Здания сносятся. Освободившаяся дорогостоящая земля в центре города реализуется, что существенным образом компенсирует затраченные деньги, которых потребуется много. Денег потребуется много. Это стоит дорого, но иначе это не работает.
Новые институты — это обновление инфраструктуры, обновление оборудования, обновление кадров, обновление идей, новый импульс к развитию. Их необходимо строить, и не разовым образом, а регулярно. Новый современный институт, в настоящем понимании этого слова, должен появляться в стране каждый год.
Последнее современное здание естественно-научного института, Института биоорганической химии в Москве, было построено в начале 80-х годов.
2. Поставка реагентов и обмен образцами
Это очень тяжёлая проблема. Учёный в Европе, США или Японии получает большую часть необходимых реактивов либо немедленно — на складе института, либо в течение нескольких дней с момента заказа. Из любой точки в любую точку. На сухом льду. Без переплаты.
В России этот срок может легко доходить до четырёх месяцев, а иногда больше. Элементарно купить культуру клеток из европейского банка, ферменты, живые образцы, которые часто требуют поставки на сухом льду, — это практически невозможно сделать быстро и грамотно. Свободный обмен биологическими образцами с зарубежными коллегами — невозможен. Это куча бумаг, разрешений. В результате я, научный сотрудник, физически не могу ни отправить, ни получить из-за рубежа образец ДНК, белка, клеток — ничего. Запреты распространения должны касаться разработок бактериологического оружия, закрытых институтов. Все остальные разговоры на эту тему — неграмотный бред или грамотная маскировка воровства.
Организация в России большого центра распределения реактивов («склада-каталога высокочистых химических и биохимических реактивов») — это очень хорошо. И это здорово уже потому, что само по себе означает, что государство эту проблему видит. Однако данная мера, очевидно, не является системным решением вопроса. Спросите любого действующего молекулярного биолога. Это сотни тысяч, если не миллионы, наименований, часто под заказ, часто штучных, это сервисы, требующие свободного и быстрого обмена образцами. Никакой мегасклад не заменит разумной инфраструктуры и чётких таможенных договорённостей с развитыми странами.
Необходим «зелёный коридор» для поставки всех реагентов и образцов, имеющих отношение к научным исследованиям. Быстро, без проволочек, без разрешений, без пошлины. И если кто-то по этому «зелёному коридору» повезет зелёный горошек — то пусть его ловит милиция. Дайте учёному работать. В любом случае, ущерб, наносимый сегодня таможней развитию науки и технологий в стране, — катастрофичен, и не идёт в сравнение с потерянной пошлиной — ни с горошка, ни даже с итальянской мебели.
3. Конкурсное распределение средств и эффективное расформирование неэффективных коллективов
Результат учёного — публикации. И не количество, а качество. И степень его вклада в науку наиболее точно отображается числом цитирований этих публикаций другими авторами.
То есть, конечно, есть модные направления и есть немодные, есть лёгкие публикации и публикации трудоёмкие, и далеко не всегда индекс цитирования в точности пропорционален таланту исследователя, затраченным усилиям и полученному результату.
Но всё же в любой области знаний примерно 10 процентов аутсайдеров — то есть лаборатории, которые действительно неэффективны, при этом занимают место, тратят ресурсы. Они — подлежат расформированию. В текущей ситуации это следует делать ежегодно. И это не значит, что все сотрудники будут уволены. Они могут войти в состав старых и новых коллективов, руководители которых захотят их принять. Однако эти руководители должны чётко понимать, что им, в свою очередь, придётся отчитываться об эффективности своих коллективов. Поэтому слабого сотрудника не возьмут, и он уйдёт из науки. И это хорошо. Может быть, в первую очередь для него — хорошо. Наука — не богадельня. Здесь нужны эффективные бойцы, эффективные организаторы, честолюбивые и целеустремленные люди.
Такое сокращение действительно пойдёт на пользу всей системе в долгосрочной перспективе. Предпринятое же недавно общее сокращение «по разнарядке» оказало минимальный позитивный эффект и практически остановило цивилизованный набор молодых сотрудников.
Распределение большей части средств, направленных на фундаментальную науку, должно проводиться на уровне групп и лабораторий, путём открытого конкурса, основанного, в свою очередь, на международном индексе цитирования.
Как сказано выше, в каждом конкретном случае индекс цитирования не является единственно верным критерием оценки. Однако статистически он достаточно справедлив, и применительно ко многим группам и лабораториям его использование — единственно верный путь отбора, наиболее объективный, и главное: наиболее защищённый от коррупции. В наших условиях последний пункт — абсолютно критичен.
Попытки завести отдельный российский индекс цитирования граничат с преступлением. Сделать это — всё равно что начать мериться игрушечными машинками в песочнице, договорившись настоящих автомобилей не замечать вовсе.
Требования отчитываться только количеством публикаций и патентов не только не приводят к эффективному распределению средств. Эти требования воспитывают в молодых сотрудниках ложное представление об успехе, умение отчитываться и добиваться денег от чиновника, и гасят естественное стремление к достижению реального научного результата. Учёный что-то делает, как-то публикуется в каких-то (любых) журналах, успешно отчитывается и получает государственные средства. Чиновник принимает отчёты и, в свою очередь, отчитывается о проделанной работе, которой не было. Создаётся видимость процесса, которого нет. Для реальной мотивации необходимо требовать от учёного не любых публикаций, а публикаций в журналах с приемлемым индексом цитирования, в которые необходимо пробиваться, и каждый день доказывать, что твои результаты чего-то стоят.
4. Оздоровление научных журналов
В свою очередь, существование бесчисленного множества отечественных научных журналов, которые не переводятся на английский язык, соответственно, не читаются и никак не оцениваются мировой наукой — не только бессмысленно, но и крайне вредно, так как создаёт ложное ощущение якобы происходящего научного процесса — и у учёного, и у чиновника.
На русском должны выходить в первую очередь научные обзоры, предназначенные для широкого круга образованных читателей — студентов, аспирантов, учёных, врачей, учителей. Эти обзоры должны писаться признанными профессионалами — соотечественниками и эмигрантами, хорошо стимулироваться финансово и достаточно жёстко рецензироваться. Плюс открытый онлайн-доступ, информационные рассылки и т. д. Кажется, такая система принята в Японии — на японском языке соответственно.
Публикация же нового открытия или разработки должна проходить оценку международного научного сообщества, так как изоляция в данном случае ведёт к самообману и полной потере какой бы то ни было эффективности. Следовательно, статья должна переводиться на английский язык, и не так, как это делается в некоторых журналах сейчас, — а на нормальный английский. Ещё лучше, если статья будет исходно писаться на английском языке и проходить рецензию у независимых рецензентов в разных странах.
Редколлегия российского англоязычного журнала, составленная из соотечественников, будет способна при прочих равных поддерживать кланы российских учёных, однако вклад этой компоненты не должен превышать 10 процентов на чаше весов «за и против» публикации статьи. Решение должно приниматься на основании международной рецензии. Иначе невозможно построить уважаемый научный журнал, который только и позволяет всерьёз поддерживать кланы российских учёных на международной арене
Необходимо стимулировать журналы к высоким индексам цитирования.
Одним из возможных решений, позволяющих оздоровить текущую ситуацию, видятся три последовательных шага:
1) Расформирование 70 процентов наименее цитируемых журналов в каждой области знаний.
2) Обеспечение достаточного финансирования оставшихся 30 процентов научных журналов на 5—10 лет.
3) По прошествии этого срока, финансирование 2/3 неконкурентоспособных журналов в каждой области знаний также должно быть прекращено.
Оставшиеся 10 процентов будут достаточно конкурентоспособны, и в правильно заданных рамках смогут развиваться. При этом должна сохраниться возможность появления новых, в том или ином виде спонсируемых государством научных журналов, на конкурсной основе, с переаттестацией по индексу цитирования каждые пять лет.
5. Правовая основа коммерческого развития институтов
На сегодняшний день отсутствует связующее звено, которое позволяло бы использовать результаты фундаментально-прикладных исследований для разработки коммерческих продуктов и их последующей коммерциализации.
В цепочке учёный — лаборатория — институт — инновационная компания — компания-производитель важна неразрывная связь и мотивация каждого из звеньев.
Несмотря на то, что первичная мотивация учёного — любопытство, ему также приходится кормить семью, и материальная заинтересованность почти всегда играет свою роль. Эта роль нарастает по мере перехода от стадии открытия и изобретения до стадии разработки реального продукта, которая может требовать больших усилий и сама по себе быть уже далеко не так увлекательна, как фундаментальные исследования.
По этой простой причине для эффективного внедрения научных разработок необходимо, чтобы существовал надёжный, законный и понятный механизм участия учёного и его лаборатории в возможных будущих прибылях от продукта, появившегося на свет благодаря его труду.
При этом учёный, как правило, работает на государственные деньги, на государственном оборудовании, и первичная правовая защита его разработок, в принципе, должна осуществляться силами патентного отдела института, то есть за государственный счёт.
В то же время результат его труда может довести до ума и эффективно использовать только коммерческая компания, на начальных этапах, как правило, небольшая. Разумно и эффективно, если учёный-изобретатель будет являться сотрудником или консультантом этой компании.
На сегодня система защиты и передачи прав на интеллектуальную собственность для взаимодействия институтов и коммерческих компаний в России не сформирована. Вероятно, в большой степени её можно было бы позаимствовать у США, где она выстроена весьма эффективно (см., например, интервью Константина Северинова).
Однако, даже будучи выстроена, эта система, очевидно, не заработает без мотивации следующего звена — собственно компаний, занимающихся коммерциализацией разработок.
6. Стимуляция наукоёмкого бизнеса
Здесь мы вплотную подошли к кругу вопросов, обсуждать которые мне уже совсем не по силам, — проблемам развития в России малого и среднего бизнеса.
О поддержке компаний, занимающихся развитием высоких технологий, разговоры идут уже который год, однако и по сей день те немногие компании, которые ничем, кроме разработки и коммерциализации самых что ни на есть высоких технологий, не занимаются, продолжают платить те же налоги, что и любой киоск, пельменный цех или кирпичный завод.
Повторюсь, мои представления, вероятно, крайне наивны. Но всё же я не понимаю: почему нельзя свести к минимуму или лет на 20 вообще обнулить налогообложение всего, что связано с развитием высоких технологий?
Таких компаний почти нет, соответственно, о сколь-нибудь значимых недопоступлениях в бюджет говорить смешно.
Многочисленные злоупотребления — будут, конечно. Каждая компания захочет называться высокотехнологичной, и будет доказывать, что её кофточки защищают от инфекции, а пылесосы продлевают жизнь наложением магнитного поля на выдуваемый воздух, очищенный лизатом высушенных лактобактерий. Пусть доказывает — может быть, даже докажет. Только не чиновнику за откат, а экспертному сообществу, естественно, инкогнито, и лучше всего международному, составленному по тому же рейтингу цитирования.
Работа по созданию российского «корпуса экспертов» ведется. В целом при выборе российских экспертов можно в значительной степени опираться на уже составленные списки наиболее цитируемых учёных.
Одним словом, при желании можно выстроить достаточно эффективную систему отсева псевдовысокотехнологичных компаний. Не всех, конечно, — будет процент незаконного ухода от налогов, то есть будет убыток казне.
Но не давать сегодня развиваться наукоёмкому бизнесу — это значит приносить тысячекратный убыток казне страны, экономика которой не сможет эффективно развиваться ещё много лет.
7. Привлечение большой фармы
В докризисный период в страну начали успешно привлекаться автосборочные производства. Надо надеяться, что в послекризисный период эти начинания дадут всходы, и вкупе с приобретением технологий и дальнейшими грамотными шагами приведут в той или иной форме к возрождению отечественного автопрома.
Аналогичным образом (хотя эта задача, вероятно, ещё сложнее) следует привлекать в страну крупнейших разработчиков и производителей лекарственных средств, а также производителей высокотехнологичного оборудования для биомедицинских исследований.
Сегодня Россия для этих компаний — рынок сбыта лекарственных препаратов и биомедицинского оборудования, а также территория проведения относительно дешёвых клинических испытаний.
Необходимо сделать российскую территорию привлекательной для проведения здесь прикладных исследований и производства высокотехнологичной продукции.
Это безналоговый режим, государственные соинвестиции и, конечно, снятие бесчисленных бюрократических барьеров. Эти барьеры не нужны — никаких особенных обязательств требовать не следует. Особенно не следует требовать доли государства во всей интеллектуальной собственности, которую они здесь произведут, — так к нам никто никогда не приедет, а государство этой сложной текучей субстанцией всё равно не сможет воспользоваться в своих интересах. Здесь не имеются в виду интересы чиновника, вовлечённого в регулирование.
По аналогии с автопромом, можно предусмотреть обязательства постепенного увеличения доли отечественных комплектующих и степени вовлечения отечественных компаний и исследовательских институтов.
Вокруг крупных фармкомпаний и производителей оборудования естественным образом возникнет высокотехнологичная жизнь, связанная с фундаментальными и прикладными исследованиями, обслуживающими биотехнологическими компаниями, малыми компаниями, проводящими первичное тестирование технологий и, конечно, работой исследовательских институтов.
Получится ли так, что разработанные нашими учёными технологии будут уходить на Запад? Да, конечно. Но это и так происходит — технологии уходят туда, где они востребованы.
Но все технологии устаревают. Выигрывает не тот, кто владеет большим числом технологий в какой-то момент времени, а тот, кто умеет их непрерывно разрабатывать и внедрять в производство. И эти процессы должны происходить здесь.
8. Сервисные биотехнологические компании и центры коллективного пользования
Современному учёному для работы в области естественных наук необходим доступ к ряду дорогих и очень дорогих приборов и многочисленным биотехнологическим сервисам, которые также требуют дорогостоящего оборудования.
За последние несколько лет государство вложило немалые деньги в закупку дорогих приборов для научных исследований. Систему распределения этих средств необходимо сделать более прозрачной и конкурсной, но в любом случае эту практику жизненно необходимо продолжать — вопреки всем кризисным явлениям. Регулярное обновление приборной базы институтов абсолютно необходимо.
Однако сам по себе дорогой прибор не работает. Кроме электричества, для его функционирования, как правило, требуются расходные материалы, комплектующие, ремонт, обновление «железа» и программного обеспечения. Кроме того, очень часто требуется оператор — высококвалифицированный (то есть, кроме всего прочего, высокооплачиваемый) специалист, способный поддерживать и обновлять оборудование и, собственно, проводить грамотный эксперимент и грамотно его интерпретировать. Приборы, предназначенные для осуществления масштабных биотехнологических сервисов, могут требовать полного рабочего дня нескольких человек и существенных расходов.
При этом очень часто одного-двух приборов одного типа может быть достаточно для нужд целого института или даже нескольких соседних институтов. Однако кто-то должен тратить силы и средства на их поддержание и организацию их работы.
Наиболее эффективно эту задачу может выполнять небольшая биотехнологическая компания. Компания заинтересована в учёном, так как он готов оплачивать её труд из своих грантов. Соответственно, в интересах компании осуществлять сервис своевременно и качественно и содержать оборудование в порядке.
Однако в текущей ситуации возникает юридическое противоречие: прибор куплен на деньги государства, а кто-то хочет использовать его для извлечения коммерческой прибыли.
В то же время небольшая компания не может себе позволить приобрести прибор за миллион долларов. Но даже если может, то не пойдёт на это, так как покупка дорогого прибора и его коммерческое использование могут оказаться убыточным или бесприбыльным предприятием. По большому счёту, прибылью в развитии подобных проектов следует считать не непосредственно полученный доход, а кратное (без преувеличения) повышение эффективности труда учёных. И эта прибыль — для государства.
Существующее противоречие необходимо разрешить, например, предоставив институтам право отдавать оборудование в аренду высокотехнологичным компаниям, работающим в первую очередь на сам институт, во вторую — на другие государственные институты, и только в третью — на прочих пользователей. Это позволит малым биотехнологическим компаниям сформировать в институтах эффективные центры коллективного пользования на основе уже существующей приборной базы и в дальнейшем усиливать их за счёт вновь поступающего в институт крупного оборудования.
Альтернативным решением является софинансирование приобретения крупного оборудования для сервисных биотехнологических компаний. Однако этот механизм оставляет большую свободу для коррупции и потребует жёсткой независимой экспертизы.
Дмитрий Чудаков
Источник: STRF
