03.12.10
Интервью. Директор департамента инвестиций и экспертизы, член правления «Российской венчурной компании» Ян Рязанцев уверен, что поддерживаемые РВК венчурные фонды смогут в скором времени создать в России ряд новых инновационных бизнесов, конкурентоспособных на мировом рынке.
Ян Владимирович, какой вы видите модель построения венчурной индустрии в России?
– Прежде всего хочется сказать о результате, которого нам – РВК и участникам рынка – необходимо добиться. Главное сейчас – способствовать созданию необходимых элементов венчурной индустрии. Это венчурные фонды, управляющие компании, частные инвесторы, бизнес-ангелы, а также объекты инвестиций, то есть инновационные компании, которые не появятся без достаточного числа предпринимателей, людей, готовых идти на риск. Любая модель строится на основе этих элементов. Значит, мы должны ликвидировать все барьеры, которые мешают их возникновению. Мы должны напитать эту среду необходимой информацией, лучшими практиками венчурного инвестирования, технологического предпринимательства. Мы должны поддерживать, мотивировать миграцию людей, миграцию профессиональных кадров в венчурную индустрию, в инновационный бизнес. Мы должны мотивировать молодежь получать соответствующее образование и опыт.
Разные страновые модели, пожалуй, отличаются степенью вовлеченности государства и механизмами реализации. В одних случаях механизмы хорошо продуманы, основаны на международном опыте. В других они генерируются на ходу, и государственные организации таких стран сначала начинают работу, а потом подправляют или оптимизируют свою деятельность. Разница в том, что либо долго думают и делают в итоге очень детализированную инертную конструкцию, либо быстро делают шаткую, но работающую конструкцию, которая начинает жить, и потом ее интенсивно оптимизируют.
Знаете ли вы примеры стран, где индустрия венчурного инвестирования развивалась бы в условиях низкого внутреннего спроса на инновации, характерного сейчас для нашей страны?
– Примеры, конечно же, можно привести, и прежде всего это Израиль, у которого изначально в экспорте и вообще в структуре ВВП доминировало сельскохозяйственное производство. Вообще какое-либо промышленное производство в структуре ВВП занимало незначительную долю. При этом, как вы знаете, в определенный период времени были реальные проблемы с трудоустройством достаточно большого количества людей с превосходным техническим образованием, прибывших из Советского Союза.
В итоге, хотя и не с первой попытки, ситуацию удалось изменить в корне. Сейчас Израиль занимает в мировой табели о рангах технологических держав второе место после США. Все это произошло за двадцать с небольшим лет. И теперь в структуре ВВП Израиля очень большую долю составляют не просто промышленные компании, а высокотехнологичные производства, компании сервисной инфраструктуры. Но каким образом это было сделано? Очень большое значение имела глобальная ориентированность государственных программ и элементов венчурной инфраструктуры Израиля. Программа Yozma (более подробно о ней и израильской модели развития венчурной индустрии см. в материале на стр. 10 – "Ф."), которая, кстати, послужила прототипом РВК, была ориентирована на участие в работе создаваемых фондов профессиональных зарубежных управляющих из тех стран, где технологический бизнес особенно развит, – из Европы и США. На уровне смешанных международных команд происходила передача опыта венчурного инвестирования и лучших практик по постинвестиционному сопровождению, подготовке компании к продаже. И сегодня мы видим, что десятки, если не сотни из созданных тогда венчурных фондов достаточно успешно действуют во всем мире. При этом они имеют израильские корни (хотя и зарегистрированы в различных юрисдикциях) и инвестируют в израильские компании. Те, в свою очередь, платят налоги и создают рабочие места, выполняя свою социально-экономическую функцию. При этом, конечно, большую роль в развитии технологической индустрии в Израиле сыграли и государственные военные заказы. Сейчас там действуют более 200 венчурных фондов.
Но в России очень низкий уровень конкуренции и инновационные решения часто просто не востребованы компаниями. К тому же у нас существует много других, более эффективных инструментов борьбы за «место под солнцем».
– Что касается конкуренции, я с этим абсолютно согласен. Могу добавить еще один фактор, который мешает процессу продвижения инноваций на рынок у нас в стране. Это недостаточная прозрачность бизнеса, невысокая культура практик раскрытия информации. Дело в том, что инновациями будут интересоваться тот человек или те люди, которые получают от этого экономический результат. При том уровне непрозрачности, который у нас есть, зачастую очень трудно понять: а кто же именно является получателем экономического эффекта от внедрения той или иной инновации или от поставок той или иной инновационной продукции? С этим разобраться бывает очень сложно. Часто далеко не очевидно, будут ли это акционеры, или высший менеджмент, или средний менеджмент, или система аутсорсеров, или партнерская сеть… Ошибки наших технологических предпринимателей чаще всего заключаются в том, что они неправильно идентифицируют, с кем они должны работать, кому они должны предлагать инновационные продукты, кто именно больше всего заинтересован экономически в результате от их инноваций. Вообще эти две вещи – непрозрачность и неразвитая конкуренция – очень сильно связаны между собой.
При этом я считаю довольно большим заблуждением, что у нас нет спроса на инновации. Может быть, мне повезло, но я редко встречал компании или руководителей компаний, достаточно крупных, которые говорили бы: «Нам все равно, нам это не надо, мы не знаем, что это такое, и вообще не надо к нам с вашими инновациями подходить». Они говорят другое: «Нам интересно все, что помогает делать прибыль, выходить на новые рынки, усовершенствовать нашу продукцию, и мы не хотим ввязываться в авантюры. Только кто нам предложит нормальные условия для того, чтобы мы могли это надежно реализовать?» Инноваторы, по их словам, такие условия создать не могут, не могут обеспечить стабильность контрактов, надежности поставок, не могут обеспечить нужный уровень легализации продукции, сертификации, нужный уровень качества гарантийного и постгарантийного обслуживания. Крупные компании, по-простому говоря, не верят в надежность таких поставщиков. В мире для этого используются самые различные финансовые механизмы, позволяющие крупным компаниям или даже государству защитить свои интересы по определенным контрактным поставкам, а инноваторам – обеспечить доверие потребителей к предлагаемым инновационным продуктам и технологиям. То, что у нас называется отсутствием спроса на инновации, – это отражение отсутствия нормального профессионального предложения инноваций, инновационной продукции.
Расскажите о том, какие возможности создают венчурные инвестиции для развития инновационного сектора экономики?
– Следует понимать, что само по себе создание инноваций еще не обеспечивает развития инновационной индустрии в стране. Например, отдача от инновации в виде некоторого финансового потока не очень большого размера, но достаточного для тех, кто внедрил некое изобретение и начал на нем зарабатывать, может быть вполне достаточной для разработчиков и их партнеров. И на этом все заканчивается. У нас очень многие компании растут до предела, после которого владельцам и топ-менеджменту не хочется дальше развивать бизнес.
В отличие от них, венчурный бизнес, венчурные фонды не удовлетворяются такими результатами. Они отвергают лимиты этого развития и хотят добиться многократного роста капитализации компании. Роста во много-много раз большего, чем ставки доходности альтернативных инвестиций – банковских или любых других. В венчурном бизнесе нормой считается получение доходов, во много раз превышающих вложения. И венчурные капиталисты, измеряя успешность сделок, говорят «иксами». То есть во сколько раз они получают или планируют получить больше, чем вложили. К примеру, в два раза – это два икса. Они говорят: «Какой выход из данной сделки мы планируем? Ну, где-то три-четыре икса, а в пятилетнем горизонте можем и восемь иксов наварить». Вот такой язык. Для многих инноваторов этот язык является птичьим, они до сих пор мыслят категориями либо грантов, либо заемного капитала. А гранты – это вообще подарок от какой-то организации, или благотворительного фонда, или доброго богатого человека. Заемный капитал – это обязанность выплачивать фиксированный процент. Венчурные же инвестиции позволяют превращать перспективные инновации в чрезвычайно успешные бизнес-проекты, выводить их на новые рынки, создавать новые индустрии. Однако риск очень высок, и поэтому фонды требуют долю в будущих доходах.
Говоря об опыте Израиля в создании венчурной индустрии, вы упоминали роль привлечения зарубежных компетенций для построения национальной системы. Делается ли это на уровне «Российской венчурной компании»?
– Да, мы сейчас присоединяемся к крупным международным фондам, то есть к альянсам крупных инвесторов, с целью импорта лучших практик в Россию. В качестве примера могу упомянуть инвестиции нашего дочернего фонда в Лондоне Russian Venture Capital I LP в компанию BrightSource Energy, которая с момента последнего раунда инвестирования заметно выросла и уже превратилась, пожалуй, в лидера тепловой солнечной энергетики в мире. Я надеюсь, что эта инвестиция принесет нам неплохой доход, кроме того, она очень ликвидна. Одновременно эта сделка дала нам возможность наладить тесные связи с инвесторами, которые на предыдущих раундах входили в капитал этой компании. А это инвесторы очень высокого калибра: крупнейшие венчурные фонды мира и высокотехнологичные компании, такие, как Alstom, Black River, Google, Vantage Point и так далее. Сейчас ситуация уже такая, что мы, например, обсуждаем с ними потенциальные сделки. Добиться этого очень непросто. Венчурный фонд свой пайплайн, то есть портфель рассматриваемых ими проектов, хранит как зеницу ока и обсуждает свои потенциальные сделки в очень узком кругу. Нам удалось войти в этот круг.
Раньше, предъявляя нашим инноваторам претензии о том, что они не умеют показать свои проекты в нужной форме, мы боялись сами ту же самую претензию получить от крупных международных фондов, когда мы будем представлять им свои «выращенные» проекты. Теперь мы знаем, чего ждут западные венчурные капиталисты, как они воспринимают различные инвестиционные предложения.
Теперь вы больше уверены в своей возможности выгодно продать принадлежащие вам проекты?
– Венчурные фонды заточены на то, чтобы из сделок выходить. Мне лично эта перспектива не очень нравится. Я думаю, что мы не должны расставаться с компаниями, которые созданы большим трудом, где были преодолены риски, где выращены предприниматели. Мы с ними не должны расставаться. Нам нужны механизмы, которые позволят этим компаниям проходить следующие раунды инвестиций и расти дальше у нас, в России. Для этого мы инициируем создание российских фондов поздних стадий, которые смогут инвестировать в проекты перед их продажей институциональным инвесторам или фондам прямых инвестиций.
Но, несмотря на желание сохранения проектов, нам будут очень интересны сделки соинвестирования, в том числе и с крупными зарубежными фондами. Такие сделки – это очень полезная для обеих сторон операция, потому что зарубежные фонды привносят опыт развития и продвижения компании на глобальном рынке. Они не собираются терять на этом деньги, и если они входят в компанию, то обязательно будут туда, кроме денег, инвестировать еще и свое время, свое внимание, свои связи. Таким образом, хороший зарубежный инвестор, но не единственный и не на 99%, очень полезен всем акционерам этой компании, в том числе и основателям, изобретателям и российским фондам.
Приведите примеры компаний, которые вы уже «вырастили» и вывели или планируете вывести на рынок?
– Самый известный пример, как говорят, первое венчурное IPO – это компания «Русские навигационные технологии», которая летом удачно разместилась на ММВБ. Это портфельная компания нашего совместного с ВТБ венчурного фонда. В рамках IPO компания привлекла интерес многих институциональных инвесторов и фондов поздней стадии. Они вошли в число акционеров-миноритариев.
Из планируемых «выходов» можно назвать компанию Innalabs – это разработчик и производитель вибрационных гироскопов, на мой взгляд, вообще лучших в мире. К ним сейчас по конструкции, простоте и себестоимости и близко никто в мире не подошел. Эта компания находится в интенсивных переговорах с потребителями на внутреннем и мировом рынках. Известные международные инвесторы уже проявляют заметный интерес. Другой пример – компания Spectralus, которая, по моему мнению, достигла выдающихся успехов в создании малогабаритного зеленого лазера для встроенных цветных проекторов. Это очень небольшие устройства, которые позволяют демонстрировать фильмы, презентации в цвете на любой стене и могут быть встроены в мобильные телефоны или коммуникаторы. Этой компании удалось найти передовое техническое решение, защитить его, произвести поставки образцов крупным международным компаниям. Я очень надеюсь, что это будут настоящие истории успеха.
Есть ли прорывные направления инновационных разработок, на которых вы концентрируете инвестиционные ресурсы?
– Серьезный потенциал есть в области life science, в биотехнологиях. Потенциал роста биотеха в стране с учетом возможности встраивания в глобальную биотехотрасль создает для этой сферы отличные перспективы. Также мы видим очень большой потенциал в направлении встроенных интеллектуальных систем и робототехники, в направлении программирования встроенных систем, создания новых алгоритмов, применения математических способностей наших ученых. Они очень высоко ценятся в этих отраслях. Мы создаем в ближайшее время специальные кластерные фонды биотехнологий и кластерный фонд по интеллектуальным системам и робототехнике. Еще огромный потенциал есть у альтернативной энергетики и особенно у энергосбережения, потому что инвестиции в энергосбережение гораздо более эффективны, чем строительство новых станций с точки зрения экономии энергии и стоимости этой сэкономленной энергии.
Уже сейчас у нас есть компании, которые успешно занимаются системами управления облачными вычислениями и имеют в числе заказчиков крупнейшие транснациональные корпорации. У одной из них – Questora (портфельная компания фонда ВТБ) – штаб-квартира в Саратове.
С какими из государственных ведомств вы сотрудничаете наиболее продуктивно, а какие мешают работе РВК?
– Наиболее тесные взаимоотношения у нас с «Роснано», Фондом содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере, с ВЭБ, с региональными властями. Из министерств – это Министерство экономического развития, Министерство образования и науки, Министерство промышленности.
Из «сложных» партнеров для инновационного бизнеса можно назвать таможенную службу, налоговую инспекцию. Зачастую сталкиваемся с очень странными интерпретациями хозяйственных фактов государственными органами. Надо понимать, что мы находимся в постоянной конкуренции с другими государствами в деле создания комфортных условий для бизнеса и, если по каким-то параметрам мы будем неконкурентоспособны, это серьезно ослабит нашу инвестиционную привлекательность и осложнит развитие инновационных компаний.
А как на счет Генеральной прокуратуры? С ними ведь не всегда удавалось находить общий язык?
– Я не могу сказать, что между нами прямо какая-то черная кошка пробежала. Сейчас взаимопонимание есть, и те недочеты, которые возникают, вообще говоря, есть, как в любом живом хозяйственном организме. Мы очень надеемся, что разница во взглядах на одни и те же физические объекты и явления будет минимизирована. Нам тоже нужно кое-что еще оптимизировать, сделаться более открытыми. Мы все время балансируем между двумя целями: с одной стороны, деятельность должна быть максимально прозрачной, как у государственного института развития, у государственного фонда фондов, а с другой стороны, мы имеем дело с очень чувствительной коммерческой технологической информацией наших партнеров и не имеем права ее обнародовать. В том числе, например, и по закону «О паевых инвестиционных фондах». Мы не имеем права очень много рассказывать, хотя всем было бы интересно. Отсюда и возникают иногда у аудитории претензии к уровню прозрачности. В этом году очень много было сделано для увеличения уровня прозрачности. Но пока эта деятельность еще не завершена. Она только-только начинается.
Илья Курмышев
Источник: www.finansmag.ru
