Наука и технологии |
Знание — сила: как приложим, так и поедем20.04.09 На X Международной научной конференции ГУ ВШЭ по проблемам развития экономики и общества был представлен доклад Юрия Симачёва «Стимулирование инноваций в российской экономике». Вывод автора не утешителен: некорректная политика «сверху» не позволяет расти инновациям «снизу». Справка STRF.ru:
ОптиМИСТИЧНАЯ статистикаОпрос руководителей российских предприятий обрабатывающих отраслей, который проводился Межведомственным аналитическим центром (МАЦ) в 2005 году и накануне кризиса в августе 2008 года, показал — определённый положительный эффект от стимулирования инноваций всё-таки возник. Правда, на количестве инновационных предприятий это не отразилось: как и в 2005 году, к таковым можно отнести лишь 10—15% компаний (под инновационными авторы исследования понимают те предприятия, которые создают принципиально новые технологии и продукты, а не модифицируют уже имеющиеся). Ситуация, на первый взгляд, выглядит парадоксально. Доля компаний, находящих всё меньше препятствий для инновационной деятельности, возросла. Так, если в 2005 году экономическая и политическая нестабильность мешала 21 проценту предприятий, то в 2008 году — только 7. Если в 2005 году на недостаточность механизмов налогового стимулирования указали 45 процентов предпринимателей, то спустя три года — лишь 29. Да, по-прежнему преградой для развития инноваций являются и недостаток собственных финансовых средств (80 и 68 процентов опрошенных в 2005 и 2008 годах), длительный период окупаемости инноваций (примерно 24 процента) и отсутствие на рынке нужных технологических решений (8 процентов). Но более чем вдвое возросла доля руководителей предприятий, которые считают, что для инноваций нет никаких препятствий. Однако — и это первый тревожный сигнал — лишь треть из них осуществляют технологические инновации, остальные не видят в них необходимости, значит, не считают их основой конкурентоспособности своей продукции. Тем не менее, большинство руководителей отмечает, что конкурентоспособность их бизнеса зависит от своевременных инновационных решений, однако — и это второй настораживающий сигнал — осознание этого факта не приводит к должному инвестированию в исследования и разработки. Очевидно, важен не только размер инвестиций, но и их характер. Следует отметить, в России инновации смещены в сторону крупных и сверхкрупных компаний: чем больше сотрудников, тем более предприятия склонны к инвестированию. Однако даже компании, где трудятся свыше тысячи человек, деньги вкладывают в основном в постепенную модернизацию существующих технологий производства (52 процента), а также используют ресурсы для модификации уже выпускающихся продуктов (42 процента). Лишь 14 процентов фирм тратят деньги на адаптацию закупаемых зарубежных технологий/оборудования и 11 процентов — на разработку принципиально новых технологий производства. Таким образом, значимые мотивы у фирм к повышению инновационной активности были, внешние и внутренние условия за три года значительно улучшились, но существенных позитивных изменений в инновационной активности не произошло. О тотальных инновациях нужно на время забыть. И решать исключительно инфраструктурные и социальные задачи — строить дороги, мосты, модернизировать аэропорты…
Почему нет инноваций?Причины столь трудно складывающихся отношений между российскими предпринимателями и инновациями различны, но все они так или иначе связаны с непродуманной государственной политикой. Иными словами, спрос на НИОКР в России и его предложение не сходятся, а движутся некими параллельными изредка пересекающимися линиями. Большинство научных организаций, если рассматривать их в роли поставщиков НИОКР, склонны видеть тотальное отсутствие стимулов у компаний для приобретения отечественных разработок (согласно опросу научных организаций, проведенного МАЦ в 2007 году, этот фактор набрал 69 процентов). Авторы доклада «Инновационное развитие — основа модернизации экономики России» считают основными причинами низких показателей финансирования инноваций недостаточное увеличение объёмов и темпов роста накоплений предприятий. Как отмечается в документе, «в 2006 году валовая норма накопления в России составила всего 18% ВВП (50-е место в мире)». В это же время в КНР она равнялась 43,3%, в Индии — 37,1% и даже в США — 19,6%. Адекватная инновационная политика государства может стать важной составляющей движущей силы экономики, которая будет вытягивать страну из кризиса и способствовать дальнейшему экономическому росту
По мнению Юрия Симачёва, одна из основных причин низкого уровня инвестирования в инновации заключается в неправильном распределении государственных денег. Несколько прошедших волн государственных расходов не имели инновационной направленности, они не поощряли ни эффективные компании, ни правильные институты. Во-первых, негативно на инновационной активности сказывается замещение частного спроса государственным. «В недавнем прошлом имело место резкое расширение уровня госзакупок без каких-либо жёстких инновационных требований, — отмечает Юрий Симачёв. — Компании оказались перед выбором: зачем мучиться с инновациями, что-то модернизировать, если есть возможность наращивать продажи, увеличивая объёмы производства». Понятно, что перехода на более высокий уровень развития в таком случае не происходит. Во-вторых, государство «заставляет» предприятия внедрять инновации пряниками. Однако необходимы и кнуты в виде введения регламентов, стандартов и так далее, уверен г-н Симачёв. К тому же государство даже с помощью пряников умудряется мультиплицировать риски компаний. Именно так произошло, например, с налоговыми льготами в рамках амортизационной премии. «По результатам нашего исследования только треть предприятий, имеющих право на льготу, воспользовалось ей. Большинство фирм к ней не прибегали из-за опасений дополнительных проверок налоговых органов и риска возникновения споров. Нести помимо инновационных рисков ещё и административные — алогично», — полагает г-н Симачёв. В-третьих, нет ясных инструментов, позволяющих оценивать компании, принадлежащие государству. «Значительные инвестиционные ресурсы концентрировались и концентрируются в компаниях госсектора, однако среди госкомпаний и естественных монополий значимых стимулов к снижению издержек и повышению прозрачности программ технологической модернизации создано не было», — полагает замдиректора МАЦ. В-четвёртых, в России ограничены инструменты, связанные со стимулированием инновационного предложения. Те же, что используются, далеки от совершенства. Ресурсы, направленные на инновации, в основном проходят через ФЦП, а к этому инструменту уже нет прежнего доверия. В условиях кризиса следует подумать о развитии венчурных инвестиций — данный бизнес работает при высоких рисках, поэтому мало что теряет в нестабильные времена. Более того, в условиях кризиса легче завоёвывать новые рынки. Антиинновационная политикаВообще, по мнению Юрия Симачева, антикризисную политику государства можно в известной степени назвать антиинновационной. Так, при перераспределении ресурсов в рамках антикризисной политики основное внимание уделяется традиционным секторам, а поддержка носит исключительно компенсационный характер: государство минимизирует потери компаний от спада. Причём в обмен предприятие берёт на себя обязательство сохранить рабочие места, о переходе на новые технологии, судя по всему, речи не идёт. «Конечно, компенсация нужна, но неужели нет компаний, которые в нынешних условиях имеют потенциал к росту?» — спрашивает замдиректора МАЦ. Представители профильных министерств разводят руками: кризис — какие уж тут инновации. Однако антикризисная политика других стран содержит много мер, связанных со стимулированием инноваций именно в условиях кризиса. В том числе и прямых мер, так как в нестабильные времена падает влияние косвенного стимулирования инноваций, в частности всевозможных налоговых льгот. «В российской же антикризисной программе не содержится мер, связанных с привлечением иностранных инвесторов, с развитием технопарков и технико-внедренческих зон, мер по стимулированию высокотехнологичного экспорта», — говорит Юрий Симачёв. Напротив, вследствие антикризисной политики роль институтов развития снижается. Так, Внешэкономбанк должен был осуществлять поддержку крупных инвестиционных проектов, а сейчас выполняет функцию агента правительства по решению кризисных проблем, привёл пример г-н Симачёв. Заказ на аналитические упражнения в области антикризисной модернизации целевого финансирования науки и техники исходит от тех же людей, которые отстаивали данный подход годами ранее
Адекватная инновационная политика государства может стать важной составляющей движущей силы экономики, которая будет вытягивать страну из кризиса и способствовать дальнейшему экономическому росту. Но такая политика должна начинаться с «классических вещей», считает Юрий Симачёв, то есть с жёстких требований к госкомпаниям и компаниям, получающим господдержку, по технологической модернизации и по снижению издержек. Стимулирование инноваций нужно перемещать на динамичные сектора, прежде всего на малое и среднее предпринимательство. Не стоит забывать и о стимулировании инновационного спроса населения — в отличие от экономик других стран, у нас он почти не задействован, хотя и имеет «существенный резерв». Необходимо развивать инструменты частно-государственного партнёрства в инновационной сфере, которое пока носит лишь формальный характер. На вопросы: «Какие отрасли обладают потенциалом роста? Что происходит в среднем бизнесе? Какие процессы идут в новых экономических отраслях?» ни экспертное сообщество, ни представители госорганов власти не могут ответить, так как не располагают адекватной информацией, убеждён Юрий Симачёв. Светлана Σ Синявская
Комментарий редакцииОтметим сразу, что мы ориентируемся лишь на восприятие доклада уважаемого Юрия Симачёва, которое изложил корреспондент STRF. Разумеется, как это бывает на разного рода круглых столах и конференциях из-за недостатка времени очень много остаётся недосказанным, а важные сюжеты и тематические развороты, как правило, удел кулуарных дискуссий. Тем не менее, попытаемся прокомментировать некоторые тезисы и выводы автора доклада, поскольку они являются чрезвычайно важными для понимания сложившейся ситуации в том смысле, что на данных конъюнктурных опросов зачастую складывается своеобразная мифология. Теоретические мифы (то есть возникшие в результате агрегирования данных, полученных от группы разных организаций) вредны в принципе, а уж для выработки политики правительства они вредны абсолютно. К сожалению, эти мифы впоследствии обретают черты политических лозунгов и начинают тиражироваться без всякого смысла. Для экономики, конечно. Большинство высказанных Юрием Симачёвым тезисов является продолжением достаточно старой экспертной дискуссии об инструментах «ручного управления» экономикой. На наш взгляд, высказанные автором мысли логичны и полезны. Тем не менее, за в целом совершенно правильными выводами проглядывает ревизия программно-целевого способа финансирования инноваций. Если это так, то необходимо прояснить позиции, дабы избежать очередного приступа «шизофрении управления» научно-технической сферой. Сначала коснемся вывода относительно доли «инновационных предприятий». Приятно все же, что по данным опроса МАЦ их чуть больше, чем по данным ГУ ВШЭ. Но все равно: их количество позволяет политикам уверенно говорить, что российская экономика «носит неинновационный характер», и надо приложить все возможные усилия, чтобы она таковой стала. Например, написать слово «инновации» в каком-нибудь концептуальном правительственном документе. Понятно, что аналитики, сочиняющие документы для правительства, люди по большинству умные и прекрасно понимают, что за этим совершенно бессмысленным лозунгом скрывается возможность продать правительству «меры, позволяющие решить проблемы вовлечения инновационного потенциала российской промышленности в диверсификацию экономики». Но тут, как говорится, vita sine litteris mors est — хочет правительство, чтобы ему «наука» написала о роли малого и среднего предпринимательства или поделилась приличным переводом чужого опыта с английского, пусть платит деньги. Однако заметим: МАЦ в отличие от некоторых более известных и плодовитых писательских организаций в подобном замечен не был, поэтому тем удивительней, что представители практических аналитиков вовлекаются в игру словесными фигурами. Из этой фигуры речи, кстати, вытекает та самая несуразность между тем, что происходит «на земле» и тем, что происходит «в небе» (между предприятиями и государством). Принуждение к инновациям, о котором совершенно верно говорил г-н Симачёв, может проходить в разных формах, в том числе, через нормативное закрепление отраслевых технических регламентов, но дело-то всё в том, что правительство отраслями не управляет. Ими управляют министерства и ведомства, которые решают свои задачи, поэтому инновационное развитие при таком способе управления может рассматриваться только в разрезе отраслей и отраслевой нормативной базы, а там — свои группы лоббистов, и они были, есть и будут сильней правительства, что нагляднейшим образом демонстрирует, например, попытка закрепить государственные экологические нормы безопасности или процесс госзакупок лекарственных препаратов. Да что говорить — банальная инфляция, у которой нет иной причины, нежели совершенно наглый отраслевой монополизм, демонстрирует полную беспомощность любых теорий и опросов. В агрегированном смысле единственным надежным стимулятором-регулятором инновационной промышленности являются валютный курс рубля и доступность кредитов в сочетании с более или менее правильными институтами. И прошедший период роста показал, что когда эти условия становятся даже относительно благоприятными, модернизация (внедрение любых инноваций) активно идет как на уровне предприятий, так и на уровне домохозяйств. Об этом же говорит и Юрий Симачёв. Теперь модернизация остановилась, и при невозможности вернуть старые условия о тотальных инновациях в промышленности нужно на время просто забыть. И решать исключительно инфраструктурные и социальные задачи — строить дороги, мосты, модернизировать аэропорты и так далее. Помогать предприятиям МСП. Но вот о чём забывать никак не следует, так это о целевой поддержке НИОКР. В период между кризисами государство сумело сделать одну принципиально важную и очень правильную вещь — оно «раскачало» сферу исследований и разработок. В организациях (академических, вузовских, отраслевых) появились эффективные группы разработчиков и, как следствие, — результаты высокого уровня. И именно об этом нужно говорить в первую очередь, потому что как раз в этой сфере кроются ростки конкурентоспособности России. Если сейчас начнётся отрицание правильности целевого финансирования прикладной науки или его истерическое антикризисное перераспределение, то о конкурентоспособности придется забыть. Совсем. Основной государственной программой, целевым образом финансирующей исследования и разработки, является ФЦП «Исследования и разработки по приоритетным направлениям развития научно-технологического комплекса России на 2007 – 2012 гг.». Не будем описывать генезис этой ФЦП, вдаваться в подробности её модернизации, перечислять инструменты управления программой, анализировать её структуру и прочее. Отметим лишь, что из всех существующих ФЦП программа Роснауки даже по видимым простому обывателю признакам является наиболее логичной и прозрачной. Не единожды её эффективность в сравнении с другими госпрограммами отмечалась правительством. Подчеркнём, программа Роснауки не есть образец совершенства и эталон результативности. Но понять, на что расходуются бюджетные деньги и что получается в итоге, достаточно просто, чего категорически нельзя сказать ни про одну другую целевую программу, реализуемую другими государственными ведомствами. И уж тем более печальными выглядят итоги реализации инфраструктурной государственной политики в области инноваций под эгидой Минэкономики — достаточно вспомнить скандалы с Федеральным агентством по управлению особыми экономическими зонами или стоящую на грани ликвидации Российскую венчурную компанию (РВК). Уместно здесь вспомнить и о том, что закупки научно-технической продукции несколько лет идут по универсальным правилам, разработанными МЭР, и от этого программа Роснауки ежегодно (!) теряет в эффективности от 5 до 10 процентов. Как это обычно бывает, нет недостатка в желающих покритиковать главную научно-техническую ФЦП России. В этом нет ничего ужасного: неругаемый бюрократ в любом случае менее полезен, чем ругаемый, но проблема в том, что сейчас на волне «антикризисной риторики» правительства и правительственных аналитиков с водой могут легко выплеснуть ребенка. Самое неприятное заключается в том, что заказ на аналитические упражнения в области антикризисной модернизации целевого финансирования науки и техники исходит от тех же людей, которые отстаивали данный подход годами ранее, и адресуется он зачастую тем же теоретиками, которые получили немалые деньги на то, чтобы дать чиновникам удобные (не тождественно слову «наукообразные») инструменты управления госсектором науки. Вряд ли чиновники настолько тупы, чтобы не воспользоваться дельными советами. Видимо, советы получались не совсем дельными, и основной смысл затрат на труды аналитиков заключался в том, чтобы вложить в уста чиновников всё те же бессмысленные лозунги, с которых мы начали свой комментарий. Наконец, странными выглядят итоги двухлетней работы по прогнозированию научно-технической сферы, обильно профинансированные государством, о которых компетентные лица, работающие «на земле» говорят, что для практической работы они малопригодны. В том смысле, что на их основе невозможно выстроить управляемые инновационные цепочки в российской промышленности. Может быть, следующий раунд прогнозных мероприятий покажет более практический, нежели диагностический результат. Итак, сделаем выводы. Во-первых, нужно приложить все силы к тому, чтобы не сокращать бюджетные расходы, так как ФЦП «Исследования и разработки…», действительно, важнейшая и самая жизнеспособная программа с точки зрения инноваций. Во-вторых, в сжатые «антикризисные» сроки провести анализ текущих проектов ФЦП в пользу поддержки тех из них, которые имеют реальные шансы «получить спрос», провести реальную, а не показушную «ярмарку результатов», привлечь к оценке результатов бизнес и продолжить финансирование только отобранных проектов. В-третьих, обеспечить чёткие регламенты передачи имущественных прав исполнителям госконтрактов и бизнесу. В рамках программ Роснауки на самом деле нет никаких «двойных технологий», патенты и права должны передаваться без дополнительных условий и обременений на три года (если за этот срок не началась коммерциализация, то технологию выставлять на торги). В-четвёртых, необходимо перераспределить ресурсы в пользу мероприятий программы, в формировании которых участвует бизнес. Более того, в ближайшей перспективе все мероприятия блоков «Генерация знаний» и «Коммерциализация технологий» проводить при наличии реального интереса со стороны бизнеса, ввести бизнес в рабочие группы программы, отдав им главные роли, сократить влияние голоса академических учёных. В-пятых, наладить интеграцию со смежными ведомствами на основе групп проектов, объединенных федеральной стратегией(например, в области фармакологии, энергоэффективности, рационального природопользования). Обеспечить сочетание тематик и критических технологий с тематиками других профильных ФЦП и ведомственных программ вплоть до муниципального уровня. В-шестых, наладить оперативный анализ и среднесрочное планирование реализации мероприятий ФЦП с учётом того, что от начала финансирования проекта до коммерциализации результатов проходит от 5 до 10 лет. Наконец, сформировать регламент проведения конкурсов по темам, сформулированным государством, не меняя сути конкурсов, проводимых в рамках формирования тематик участниками ФЦП.
Источник: STRF.ru |